«Чем успешнее люди, тем более плохой сделкой для них становятся традиционные браки»

Институт семьи ждет серьезная трансформация, обусловленная экономическими изменениями, констатирует социолог Элла Панеях, доцент факультета социологии Санкт-Петербургской школы социальных и гуманитарных наук НИУ ВШЭ. Индустриальному обществу был нужен работник, способный отстоять у станка 12 часов, оставлял все семейные проблемы дома, а на заводе выкладывался по максимуму. За это ему платили зарплату, которой хватало для выживания обслуживающей его жены и двоих детей, которые понадобились бы заводу на следующем этапе цикла. «Это очень сильно упрощенная картинка — никакого злого капитализма, который стоит над душой каждого рабочего и диктует ему, когда жениться, сколько детей иметь и жить в городской квартире или в отдельном доме, нет. Но экономическая логика к этому подталкивает», — объяснила ученый на лекции «Будущее семьи, изменение гендерных ролей» в Ельцин Центре. DK.RU записал главное из ее выступления.

Почему привычная семья теряет свою привлекательность

— Что меняется в обществе сейчас? Самыми эффективными становятся люди, которые умеют делать что-то головой, и это уже не единичные таланты, а массовые профессии, такие, как программист или менеджер. С этой работой гораздо лучше справляется счастливый человек, который доволен жизнью и имеет пространство для саморазвития. 

Кроме того, сейчас не имеет значения, человек какого пола и сексуальной ориентации это делает. Желательно, чтобы продуктивного работника современных массовых профессий не очень угнетали. Его бессмысленно контролировать по многим параметрам, по которым привыкло делать общество, чтобы он мог выполнять свои главные функции: стоял у станка, был пригоден для военной службы, а женщина — рожала новых солдат и работников.

Современный мир отвязал секс от деторождения — люди заводят детей тогда, когда хотят. Соответственно, незачем контролировать и сексуальное поведение человека. Да, вам может быть неприятна определенная форма сексуального поведения — например, если мальчик меняет девочек как перчатки или встречается с другим мальчиком. Но какие объективные, нужные обществу функции выполняет идея запрещать это поведение? У общества остается все меньше причин прыгать вокруг семьи из двух родителей и заставлять ее быть именно такой, принуждать одного мужчину жить с одной женщиной на протяжении всей жизни, что стало проблематичнее, чем раньше, в силу другой продолжительности жизни.  

Раньше человеку со своим хозяйством было необходимо жениться: женщина была нужна, чтобы его дети могли вырасти. Этот договор был более-менее эффективным 300 или 100 лет назад, а у участников не было лучшего выбора. Сегодня нам предлагается заключить его на совсем другой период, и он попросту перестает быть хорошим выбором для женщин. За счет прогресса нравов появилась альтернатива. 

Современный экономический уклад практически не требует для успеха не только мужских биологических особенностей, но и тех качеств, в которые социализируют мужчин больше, чем женщин. Нет такого, чтобы агрессивность ценилась больше исполнительности. Для большинства работ женщина — такой же работник, как мужчина. 

Да, в России сохраняется очень большой разрыв в зарплате — женщины в среднем получают на 25% меньше мужчин. Это примерно соответствует мировому уровню, чуть хуже, чем в США, и намного хуже, чем в Европе. Но потратить на себя 75% зарплаты, изначально предназначенной, чтобы мужчина мог прокормить жену и двух детей, — это почти так же хорошо, как положить в карман все 100% зарплаты, не ввязываясь в эти глупости с женитьбой, благо общество больше не давит, чтобы ты это обязательно сделал. 

Чем успешнее, образованнее и продвинутее люди, тем более плохой сделкой для женщины — и в меньшей степени для мужчины, но и для него тоже — становятся так называемые традиционные браки и нуклеарная семья. 

Конечно, мы женимся не для того, чтобы достичь экономического успеха, и брак для нас — это не только сделка. Но все так устроено, что, когда брак перестает быть экономически выгодным для участников, то он начинает шататься, происходят конфликты, обе стороны недовольны тем, что получают в обмен на свои вложения — в первую очередь женщины. 

Эти процессы достаточно объективны и их практически невозможно остановить. Но на них накладывается наличие достаточных ресурсов в обществе, чтобы люди могли стремиться к более высоким целям, нежели простое воспроизводство, сытость и защищенность. Люди начинают гнаться за саморазвитием, интересами, психологическим благополучием, смотреть на то, как с ними обращаются — в семье, на работе, сопротивляться дискриминации по любому признаку, не только гендерному. Да и вообще — выходить на улицу с белыми лентами и требовать демократического ответственного правительства, потому что они хотят хорошо себя чувствовать. 

Общество, которое не может дать им хорошее самочувствие, начинает проигрывать. Можно изобрести ракету в шарашке, но Google, боюсь, нельзя.

Эти процессы подспудно подталкивают изменение семейных ролей. В России на них накладывается тот факт, что обсуждение этих вещей долго было приторможено несколькими факторами. В советское время любая общественная дискуссия не была такой уж свободной. Но вопросы о роли женщины в семье, о «стеклянном потолке» на работе не были закрытой темой. Когда читаешь, что об этом писали газеты в позднесоветское время, то видишь примерно те же темы, которые феминистки обсуждали на Западе, но поднятые немного в другом ключе. 

Западным женщинам пришлось бороться, чтобы их пустили на работу и платили равную зарплату за равный труд. В отличие от них, женщин СССР выгнали на работу пинками. В 70-е годы, когда общество устаканилось, советские женщины просили дать им выбор и позволить быть домохозяйками, если они того хотели, и не считали бы их иждивенками.

Равная зарплата за равный труд, за которую 30 лет воевали западные феминистки, в СССР формально была. Мужчины добирали свое премиями и нематериальными льготами, которые распределялись в курилке, а в основном — более быстрым карьерным ростом. В России и сейчас очень много людей работает на государство или связанные с ним организации, где, по крайней мере, на массовых уровнях иерархии получают столько, сколько положено по тарифной сетке. 

В чем особенности российского феминизма

Типовая тема современного западного феминизма — обслуживание эстетических потребностей окружающих, которое навязали женщине, когда она стала приобретать экономическую независимость. Женщина обязана быть ухоженной и красивой, тратить на это часы и десятки процентов своего дохода, а конкурирует она при этом не с другими женщинами, а с отфотошопленными моделями, которые не похожи на них даже в реальной жизни. 

Если женщина не соблюдает это правило, каждый может ее пнуть, а если соблюдает, то могут пнуть за то, что не получается. Это типовая история про техники контроля, которые свойственны современности. Сейчас не так много вещей, которые решаются силой, — очень многое решается несправедливым применением правил, противоречивыми требованиями, когда, выполняя одно, ты непременно нарушаешь другое. 

Современная женщина не может даже быть хорошей женой и матерью одновременно, потому что хорошая жена не отводит услужливого взгляда от мужа, а хорошая мать — заботливого взгляда от ребенка.

То же самое со стандартами красоты. Как только к вам применяют стандарты, которые с тем же успехом могли применить с другой стороны — знайте, это делают, потому что от вас чего-то хотят. Это современные техники власти.

Долгое время, когда эти проблемы пора было обсуждать, когда российское общество проходило трансформацию от модернистского к постмодернистскому — с середины 90-х гг. и к середине 2000-х гг. — стало ясно, что низовую модернизацию не остановить. Люди учатся быть современными с невероятной силой. Они начали думать о психологическом благополучии детей: как не травмировать их во время развода, что их надо защищать от давления школы, а не только становиться на ее сторону в любом конфликте с ребенком, как это было еще совсем недавно. Люди пачками читают психологическую литературу, меньше боятся потерять работу и легче ее ищут — потому что на типовую работу становится проще устроиться, появляются новые способы ее искать. Низовая модернизация российского общества продолжается и захватывает и гендерные роли.

В России сейчас начинается бум своего феминистского движения, которое не является попыткой поднять знамя, просто сказать «мы есть». Оно идет снизу, отвечает на реальный запрос и работает с местными проблемами.

Избежит ли оно маргинализации? Вполне возможно, что на этот запрос неожиданно ответит Ксения Собчак (никого не призываю за нее голосовать — нельзя голосовать за кандидата, который спрашивает разрешение на выдвижение у своего конкурента). А возьмут и проголосуют женщины, которые не хотят называть себя феминистками, которые не хотят, чтобы их лишили права на короткие юбки и длинные ноги. Видя женщину, которая не говорит этого неприятного слова «феминизм», но озвучивает из телевизора реальные проблемы женщин в ходе нынешней псевдокампании — а она это делает — 10% возьмут и проголосуют за нее. Конечно, это чистая фантазия. Но есть напряженный общественный запрос на эти темы. Он не осознан как политический, но, чтобы он стал таким, должен появиться политик, который станет «навальным» этого запроса, научится его формулировать.

Почему же тогда феминистки часто выглядят идиотками? Во-первых, они очень часто они озвучивают западные кальки, которые не идеально ложатся на российскую проблематику. У нас немного другие проблемы: отношение к материнству, полное отсутствие ответственности мужчин за детей — в России по комбинации разных причин это вопрос их доброй воли. Да, бывают замечательные отцы, но мать знает, что если в семье появился ребенок-инвалид, то он, скорее всего, уйдет — мы этого ждем. Никакие формы контроля не работают, алименты смехотворны и формы их взыскания нет. 

Женщина отвечает за старшее поколение, за уход за своими родителями и родителями мужа, если они в нем нуждаются, при почти полном отсутствии социальной защиты и внешней поддержки. Несправедливый гендерный контракт, очень разные представления мужчины и женщины об ожидаемом — это темы, о которых хотят говорить все женщины. 

Почитайте форумы молодых матерей, и вы увидите, насколько это остро и болезненно, насколько велик разрыв между нормой, которая находится в голове у мужчин и у женщин. Это не норма.

В традиционном обществе норма может быть какой угодно дикой, противной, дискриминационной для нас, но она исполнима и примерно одинакова для обеих сторон. Сейчас у нас огромный конфликт: у каждой пары сильно различаются представления о том, как должно быть устроено правильное разделение обязанностей и ресурсов, а также обмен поддержкой. Эти болевые точки отличаются от тех, которые прописаны в стандартных феминистских протестах. 

Вторая причина гораздо менее смешна. Старое борется с новым либо насилием, либо через мягкие техники власти — когда про свои интересы и возражения против существующего порядка говорить стыдно, смешно и кощунственно. Все посмеиваются, говорят «фи»: «Что значит — не ухаживать за матерью мужа? Да как ты можешь о таком говорить?», «Что ты за женщина такая, если тебя распределение ресурсов в семье интересует больше, чем любовь?» Но наиболее мягкий способ подавить сопротивление нового — говорить о нем как о смешном и стыдном. «Что вы про эти туалеты для трансгендеров в Америке говорите?» Применять более жесткие формы социального контроля к новому начинают уже потом. 

Почему приверженность традиционным ценностям порождает проблемы

Есть примитивное представление о том, что патриархат как система бьет по женщинам в пользу мужчин. На самом деле он бьет по слабым в пользу сильных. Женщинам достается больше, потому что в среднем они статистически социально слабее, но почти так же сильно достается мужчинам, которым не хватает легитимности, которым другие мужчины могут предъявлять патриархальные претензии. От таких вещей мужчины тоже страдают. 

В частности, серьезное психологическое неблагополучие мужчин в России обусловлено тем, что, как и у женщин, планка нормы находится там, куда практически никто не может допрыгнуть. И норма противоречива настолько, что никто не может быть молодцом.

Ты должен быть хорошим отцом, но при этом жеребцом. У тебя должна быть молодая любовница, но ты должен быть и верным своей жене, с которой 30 лет в браке. У тебя должно быть много денег, но ты не должен быть сволочью, карьеристом, слишком старательным, слишком послушным своему начальству. Ну, и бухать должен уметь хорошо. Этот набор требований закрывает практически все пути к успеху: вы либо к нему не придете, либо, каким бы путем вы к нему ни пришли, вы нехороший человек и ненастоящий мужчина.

Нас всех учат, что девочки не дерутся, а мальчики не плачут. Но когда тебе запрещают драться, это лишь ненамного вреднее, чем когда вообще запрещают грустить и плакать, выражать негативные эмоции, просить о помощи, не хотеть зарабатывать денег.

Изменения этого снижают давление на мужчин не менее успешно, чем снижают давление на женщин, которое было гораздо более жестким. Трансформация для них также будет в большем разнообразии и меньших ограничениях.

Кроме того, декларируемая в России приверженность традиционным ценностям транслирует норму, которой никогда не было. Одно дело, когда нам показывают то, что было образцом семьи для предыдущего поколения и говорят, пусть у вас будут такие же отношения, как в «Служебном романе» или фильме «Москва слезам не верит», и это и есть хорошо. Другое дело, когда начинают транслировать никогда не существовавший образец, не похожий на то, куда мы движемся, или откуда ушли, и выдают его за то, к чему можно стремиться, за работающую модель. 

Никакой традиционной нуклеарной семьи никогда не существовало в природе. Была традиционная семья, и потом была нуклеарная. А этот гибрид — фундаменталистский проект: давайте мы будем двигаться к тому, чего никогда не было. Большая проблема возникает там, где образцу невозможно соответствовать. Возьмите реальную православную семью, которая следует всем обрядам, сравните ее с этим образцом, и она все равно на него не похожа.

Эти транслируемые образцы приводят к тому, что табуируется обсуждение нормативного конфликта, о котором я рассказывала. Нас стимулируют не говорить о том, что на самом деле, а смотреть, как надо, а это «как надо» не является улучшенной версией существующего. Думаю, эта информационная политика вносит вклад в ту необычайную напряженность смыслового конфликта, который существует в российском обществе, но, подозреваю, не такую большую. 

Как изменится семья в будущем?

Во-первых, стоит ждать большего разнообразия. Типовая нуклеарная семья начинает устраивать не всех. Людям хочется разного, и далеко не всем — одного и того же. Кому-то хочется последовательной моногамии — то есть в жизни будут по большей части одни отношения. Для мужчин это означает жениться на молодой девушке, бросить ее через 10 лет и жениться на еще одной красивой молодой девушке, и желательно повторить это в третий раз. Для женщин — нежелание рожать, пока нет карьеры, квартиры, работы, которая тебя подождет из декрета, а муж — сегодня есть, а завтра нет. Для одних это означает быть матерью-одиночкой, но рожать только за себя. Для других — переориентацию своей сексуальности и желание проверить, не будет ли ему лучше с человеком своего пола. Для третьих — возможность жить в нуклеарной семье и не париться. Для четвертых — заявить, что они вообще агендеры и их не интересуют эти игры. Все это разнообразие будет распространяться, и мы никуда от него не денемся. 

Второе. Ожидать отмирания нуклеарной семьи не следует. Она никуда не исчезнет: есть много людей, которым нравится такая совместная жизнь, нравится играть в романтическую любовь. Люди любят детей, и многие хотят рожать больше одного ребенка. Несомненно, что такая форма будет сохраняться, но на нее все больше будут смотреть как на ваш выбор образа жизни. На друзей, которые поженились сразу после школы, имеют троих детей и счастливо живут все это время, все больше смотрят как на приятное исключение. Конфликт прошлого, когда профессиональные женщины с презрением смотрели на домохозяек, ушел как не бывало. 

Да, формат немного трансформируется, поскольку у женщины есть выбор, а мужчина ведет себя приличнее, чем в обычной патриархальной семье, но нуклеарная семья не уйдет. 

Третье, чего нужно ожидать — общество в какой-то форме начнет решать проблему недооплачиваемости репродуктивного труда женщины. Женщина, став мамой, получает огромное количество обязанностей, а окружающие люди начинают иметь намного больше возможностей для контроля, чем когда у нее нет детей. Речь идет и о недобитых осколках традиционной семьи — разных тетушках, которые начинают иметь гораздо более твердое мнение о вашем образе жизни, когда у вас появляются дети. И о государстве, которое все меньше регулирует семью, но все больше контролирует родительство — то, как мы выращиваем для него новых граждан. 

Все это так стоять больше не может: оно либо развалится с грохотом, либо общество начнет как-то решать эти проблемы. Пытались платить пособия, но поняли, что это плохая идея, потому что рожают не те семьи, от которых мы хотим новых детей. Мы бы хотели, что дети воспитывались у успешных, активных, любящих, а не тех, кто рожает ради пособия. 

Не получилось с пособиями — получится с чем-нибудь другим. Я бы поставила на специализацию, что существует приличное количество женщин, которые хотят иметь много детей. Когда насильственные и полунасильственные методы запихивания в деторождение всех будут исчерпаны — еще пару раз попробуют запретить аборты, затруднить получение контрацептивов — то, верю, что уже скорее общество, а не государство, придумает, как сделать труд многодетной матери почетным.

Какие-то варианты, которые я могу себе представить, могут прозвучать цинично и неприемлемо, но, например, может быть снят законодательный запрет отдавать детей на воспитание за деньги, как это было более чем принято раньше. Может, сыграет роль сильное развитие благотворительности, и люди научатся поддерживать многодетные семьи через пожертвования, оплачивать сознательный труд тех матерей, которые рожают детей, чтобы их воспитать. А на самом деле, конечно, будет что-то такое, чего я и вообразить не могу. Как-то люди будут решать эту проблему — не вымрем.

Записал Андрей Пермяков