«У людей сильнейшее разочарование во власти: мы вас терпели, а сейчас что?»

Преодолеть последствия пандемии будет сложно, и речь не только рухнувшей экономике, но и о психическом состоянии людей. В Италии, где начали снимать карантин, о необходимости психологической поддержки заявили 8 человек из 10. Как избежать нервного истощения и успокоиться? Почему в эти дни мы ведем себя странно, чувствуем вину и срываемся на близких? Семейный психолог Людмила Петрановская прокомментировала ситуацию. Главное — в материале DK.RU.

Про осознание

— Мы столкнулись с биологической угрозой, про которую уже отвыкли думать. Забыли, насколько мы уязвимы перед подобными вещами, как они быстро и легко возникают. 

Может быть, сейчас будет больше внимания к эпидемии ВИЧ, туберкулеза, о которых много говорили люди, занимающиеся этими темами. Эти эпидемии были задолго до коронавируса, но как-то проще такое вытеснять, когда болезни кажутся привязанными к каким-то социальным стратам. 

Когда приходит такая зараза, которой все равно, хоть ты кто — хоть ты президент, хоть королева, то тут начинают все о ней говорить. И внимание к тому, что мы все-таки живые существа, уязвимые для биологических напастей, появляется. 

Если говорить про социальный аспект, то, конечно, общество сейчас очень сильно разочаровано степенью помощи, поддержки и заботы со стороны властей. Это тяжелейшее разочарование. Я не думаю, что оно может быть как-то отыграно, такое впечатление, что все возможности его как-то отыграть уже упущены. 

Мы вас терпели, мы не задавали лишних вопросов на тему, куда деньги деваются, пока все было терпимо. Но сейчас, когда мы оказались в такой крайней ситуации, когда людям многим уже нечего есть, и будет еще больше людей, которым нечего есть, что происходит, почему нет никакой помощи? 

Конечно, такое крушение доверия и такой разрыв договора будет иметь какие-то последствия, не знаю какие, не знаю когда, но такие вещи обратно уже откатить сложно. 

Можно так сказать, что в истории новой России, конечно, это первый опыт какого-то общего для всех стресса, одинакового и общего для всех испытания. Не какой-то войны, которая далеко полыхает, не каких-то пожаров или наводнений, которые тоже где-то, а вот буквально у всех одновременно. 

Конечно, это [событие], с одной стороны, сплачивающее, с другой стороны — разделяющее людей с разными точками зрения, с разными интересами, с разной ситуацией вошедших в это. Поэтому да, можно так сказать, что это наше крещение какое-то. 

Про развитие стресса

— Сейчас только начинаются переживания по поводу перспектив экономических. Звучат темы про то, где работать, на что жить, как вообще будет.

Стресс движется по своей логике. Есть некая логика развития стресса — в начале стресса всегда идет мобилизация. Мобилизация вызывает к жизни хаотичную деятельность — закупку гречки, например. Мобилизация вызывает подъем, часто — позитивный настрой, может быть, даже эйфорию такую. Все собирались слушать оперу и какие-то курсы, и строили планов громадье, «наконец-то дома мы что-то сделаем». Это такая ажитация немножко нездоровая, но она мобилизует.

Потом идет стадия стеническая, стадия выдерживания, когда, собственно, идет борьба за то, чтобы адаптироваться к этой ситуации. При этом адаптироваться к ней не хочется, хочется максимально с ней бороться. Поэтому полыхают всякие дискуссии бесконечные в Facebook: карантин — хорошо, карантин — плохо, еще что-то. Но если адаптация не происходит, если ситуация оказалась для человека слишком, то тогда есть риск, что пойдет сценарий не по линии адаптации, а по линии истощения — депрессивного состояния. Это как раз не очень хорошо, потому что иммунитет падает и здоровье ухудшается, и сил ни на что нет, и любые новые вызовы кажутся соломинкой, которая переломит спину. 

И тут люди входят в риск, что будут усиливаться зависимости, депрессивные состояния.

Про дистанционное обучение

— У нас все решения принимаются из логики бюрократической системы, то есть основная логика — это то, как проще это контролировать и как проще это все сделать. Поэтому появилось это непонятное дистанционное обучение. 

Опять-таки, неплохо, чтобы дети общались с учителями, чтобы не сидели, не маялись и не дергали родителей лишний раз. Но зачем было сохранять оценки? У нас информация о том, что будут отменены контрольно-проверочные работы запоздала недели на две-три. С этого надо было начать в первый же день, сказать: «Ребята, ситуация аховая, экстремальная, мы к этому все не готовы. Придется всем сидеть дома два месяца (или сколько). Поэтому мы понимаем, что в этой ситуации нормально учиться невозможно, все контрольные и все проверки отменяются. Используем это время, для того чтобы как-то развиваться — рассказываем интересности, смотрим интересные кино, играем по ZOOM в какие-нибудь развивающие игры, чтобы просто занять, развлечь детей, чтобы их поддержать». Вот, собственно говоря, и все. 

Я думаю, что плюсом всего этого будет то, что некоторое количество детей будет тошнить от планшетов и компьютеров какое-то время, возможно, все лето. А 1 сентября мы получим тысячи детей, которые будут буквально целовать ступеньки школ.

Про продуктивность

— Захотел бы — сделал бы — это некая фантазия о собственном всемогуществе. Фантазия о том, что можно быть эффективным и продуктивным 24/7; фантазия о том, что можно управлять поведением своих детей; о том, что можно управлять здоровьем своих детей и собственным; фантазия о том, что все должно получаться, все должно быть на уровне — если честно, не сильно отличаются от фантазий о том, что можно дунуть, плюнуть и прогнать коронавирус. Я бы присматривала за своей фантазией о всемогуществе.

Про тревогу

— Вообще с тревогой помогают действия. Тревога — это такой страх, который не имеет четкого плана действий. 

Когда мы испытываем страх — на нас собака злая бежит, то у нас есть четкий план действий — убегать. Тревога — это страх, у которого нет четкого плана действий, это разлитый страх: то ли будет, то ли не будет, то ли то, то ли это — такая ситуация неопределенности. 

Поэтому с тревогой всегда помогает любое действие. Что я могу сделать? Я могу протирать дверные ручки, мыть руки, реже ходить в магазин. Что я могу сделать для себя? Что я могу сделать для близких? Что я могу сделать для других? Иметь под рукой телефон врача, с которым если что, можно посоветоваться. Посмотреть вокруг, кому нужна помощь, кому я могу помочь. Посмотреть, какие существуют благотворительные акции, поучаствовать в них, поддержать врачей.

Когда размытый страх получает выход в действие, мозг получает сигнал: я предупредил хозяина об угрозе, хозяин принял меры, все хорошо, можно успокоиться — наступает успокоение. 

С тревожными состояниями хорошо работает все, что, наоборот, вызывает окситоциновое состояние, состояние доверия. Поэтому помогают объятия, помогают мелодрамы, помогают романтические песни про любовь, помогают какие-то уютные чаепития, общение с друзьями.

Про конфликты в обществе и солидарность

— Мы сто лет уже живем в ситуации, когда все горизонтальные связи тщательным образом пресекаются и, мягко говоря, не приветствуются. Солидарность — это то, чего наша власть боится, как огня, поэтому постоянно предпринимаются специальные меры, чтобы никакой солидарности тут особо не нарастало. Поэтому странно было бы ожидать, чтобы она у нас была развита на том же уровне, что и на Западе. Да, у нас солидарность — главный дефицит нашего общества. 

Но при этом все-таки если мы сравним сегодняшнюю ситуацию и ситуацию 25 лет назад — это небо и земля. Насколько быстро и эффективно сейчас организуются какие-то общественные инициативы, какие-то группы, которые мгновенно координируются, они немедленно привлекают очень быстро много ресурсов. Люди немедленно находят друг друга, объединяются и делают много всего. Поэтому мы движемся в эту сторону.