Александр Оглоблин: «У многих людей есть предел. Так что не каждый может быть бизнесменом»

Частному предпринимательству в современной России немногим больше 30 лет. Бизнесы открывались, закрывались; предприниматели пробовали свои силы в новых отраслях — затем кто-то находил себя в статусе инвестора, другие предпочитали стать рантье. Но есть люди, чьи имена и бизнесы на слуху и сейчас. Именно таким компаниям и их основателям мы посвящаем наш проект. Как космонавты-первопроходцы осваивали космос, так и активные и пассионарные жители Екатеринбурга и Свердловской области осваивали бизнес — это было настоящее «Время первых». Некоторые из них стояли у истоков целых отраслей в масштабе всей страны. При этом они остались патриотами Урала — продолжают жить и работать в нашем регионе.

Есть и новые имена — те, кто сегодня, в непростых экономических условиях, не боится менять свою жизнь, начинать собственный бизнес и изменять действительность.

Предприниматели — залог дальнейшего развития России, и именно на них обращает свое внимание инициатор проекта «Время первых» — Леонид Гункевич, председатель Свердловского регионального отделения «Деловой России», генеральный директор управляющей компании Туристического кластера «Гора Белая».

Туристический кластер тоже станет первым в своем роде на Урале: до сих пор туризм в регионе не развивался в комплексном режиме. Создание кластера должно привлечь в это направление инвестиции, бизнес и, конечно, туристов. Кластер «Гора Белая» даст мощный импульс внутреннему туризму в УрФО и выведет Средний Урал в лидеры туристического рынка России, уверены в управляющей компании кластера. Но при одном условии: если в проект придут сильные предприниматели. «Время первых» — возможность найти таких.

Совместный проект DK.RU, свердловского регионального отделения «Деловой России» и туркластера «Гора Белая» приурочен к традиционному Дню предпринимателя, который отмечается в России 26 мая.

***

Открывает проект президент ТС «Елисей» Александр Оглоблин — его региональной сети одной из немногих удалось не пасть под напором федералов и даже найти свою нишу среди бесконечных «Пятерочек» и «Магнитов». Вне бизнеса себя г-н Оглоблин не представляет, несмотря на то, что отношение к предпринимателям и богатству в целом в стране всегда было сложным. Чтобы это изменить, понадобится много сил и времени, уверен он. Зато потом в России может вновь начаться расцвет для частной инициативы — как это было в конце 1980-х – начале 1990-х гг.

Почему начало 1990-х, когда предпринимательство только-только перестало быть уголовным преступлением и имело неоднозначный имидж в обществе, стало расцветом для частной инициативы? А сейчас, когда созданы десятки институтов поддержки предпринимательства, бизнесом в стране хотят заниматься только 2-3% населения? Почему тогда все рвались в бизнес, а сейчас — только 2%?

— То время было голодной порой, и зачастую люди оказывались в бизнесе не от хорошей жизни. Были те, кто ушел в предпринимательство, бросив работу в научно-исследовательских институтах, потому что в той сфере ловить было нечего — ни денег, ни перспектив. Кто-то имел другие стартовые условия: был руководителем еще советского предприятия, и оно перешло на коммерческие рельсы. Другие начинали работать по партийной линии, и их тоже плавно перекинуло в бизнес. Были и те, у кого предпринимательская жилка работала изначально — как, надеюсь, у меня, например. В общем, в бизнес шли те, у кого голова хотя бы немного варила.

И я бы не сказал, что тогда все мечтали стать предпринимателями: кое-кто из девушек считал успехом в жизни работу валютной проституткой, а парни, кто покрепче физически, стремились стать рэкетирами.     

Сейчас времена другие, но воспитание — начиная со школы — все еще совковое. Для большинства людей бизнесмены и сегодня — те же рвачи, буржуи, которые хотят только нахапать побольше, и в последнюю очередь думают о бедном несчастном рабочем классе. Конечно, бандитами и проститутками сегодня уже никто не мечтает стать, стремятся к другому: девочки — работать в государственных структурах, мальчики, кто поинициативнее и физически покрепче, — в структурах силовых. Потому что это хорошая зарплата, перспектива кадрового роста и — главное — надежность.

А предпринимательство — это совсем не про надежность, это всегда риски и неизвестность впереди. А такое в обществе не приветствуется, предпринимательская жилка никак не поддерживается, по телевидению, в кино и сериалах подростков учат, что нужно стремиться к легкой жизни в свое удовольствие — посмотрите те же ситкомы «Общага», «Счастливы вместе». Так что удивляться этим 2% не приходится. 

Что побудило именно вас заняться бизнесом в то время? 

— Я учился в экономическом институте, получал повышенную стипендию аж в 60 рублей — этих денег, конечно, не хватало на жизнь молодому растущему организму. Так что мы с однокурсниками в свободное от учебы время фарцевали — возили разные товары из одних регионов и продавали в Екатеринбурге. Чем только не занимались: кожаные кошельки из Риги, лезвия «Шик» из Средней Азии, разные книги… Тогда советская система распределения еще до конца не распалась, в начале 1990-х бритвенные лезвия распределялись равномерно по всему СССР. А, как известно, народы Средней Азии бреются реже, чем в средней полосе России, и там лезвия пылились на полках магазинов. Мы летали в республики, брали то, что там не востребовало, и продавали здесь.

Однажды из Прибалтики привезли несколько коробок киви. Тогда это была невероятная экзотика! Товар разошелся моментально и с очень хорошей прибылью. Мы стали специализироваться на фруктах: сначала возили киви, потом стали доставлять и коробки с бананами — поездами, в купе. А после эти бананы возили уже и самолетами, контейнерами и машинами.    

В 1992 году в стране началась ваучеризация. В тот момент я столкнулся с сопротивлением мамы: когда захотел продать не только свой чек, но и ее, она заплакала, так как считала, что это какая-то гарантия на дополнительный доход по будущей акции. Но я сказал, что если он ей дорог, то я через месяц-другой верну ей их десять штук. Ваучеры я ей так и не вернул, но зато через год с небольшим купил ей новую квартиру.

А с ваучерами у нас пошла работа по такой схеме: мы покупали приватизационные чеки, потом продавали их на фондовой бирже. Вырученные деньги вкладывали во фрукты, которые продавали на улицах — ставили студентов-реализаторов на перекрестках. Прибыль шла на покупку ваучеров — такой круговорот.  Денег не хватало, мы брали в долг у своего хорошего «друга» под 2% в день — это 720% годовых! И умудрялись так или иначе обернуть эти деньги. 

Когда ваучеризация завершилась, мы с партнером стали специализироваться только на фруктах, став к тому моменту одной из крупнейших оптовых компаний в Екатеринбурге.

Ну а в розничный бизнес я пришел в 2000 г.: тогда мой партнер захотел построить себе коттедж, а я думал о магазине. Мы изъяли из бизнеса примерно одинаковые суммы. Он действительно построил себе коттедж, а я — первый магазин на ул. Бебеля. С него пошла история торговой сети «Елисей».    

Когда было проще, интереснее, прибыльнее — тогда или сейчас?  

— Условия тогда и сейчас совершенно разные. В 1990-х была совсем другая рентабельность — намного выше. Но и риски, опасности, которые нес бизнес, были гораздо внушительнее. Одна потеря денег в 1998 году чего стоила, когда доллар скакнул с 6 руб. до 20 руб. за считанные дни, а у нас все контракты были валютными. Могли в 1990-е и убить — тех, кто не умел договариваться или платить. Мы никогда бандитам не платили, получалось договариваться. Но были времена, когда и я получал по «ушам». 

И все же, мне кажется, тогда было проще. Но я это связываю с тем, что тогда я был молодой. Когда тебе 20 лет, и еще нет никаких накоплений, отношение к бизнесу и к риску гораздо легче.

Ты долго не задумываешься над решениями, постоянно работаешь в атмосфере тусовки, все делаешь на кураже, на раз-два. Если что-то не получалось, мы даже особенно не расстраивались — ничего страшного, прорвемся. Сейчас же есть взвешенность, осторожность и ответственность. И это, с другой стороны, хорошо. Потому что за тобой стоит уже не просто тусовка друзей, а коллектив из нескольких сотен человек. И ты не можешь распоряжаться их судьбами, играючи. 

Как вы думаете, поколение пассионариев 1980-1990-х гг., которые на свой страх и риск стали делать то, за что в предыдущие 70 лет сажали в тюрьму, — это какие-то особенные люди? 

— Число таких людей в обществе ограничено. Если у человека нет склонности к предпринимательству, он может читать лекции о том, как вести бизнес, учиться этому и даже открыть свое дело, но хорошего бизнесмена из него не получится. Точно так же, если у меня нет способностей к балету, я могу поучиться и даже встану в первую позицию. Но когда начну танцевать, это вызовет только смех.  

От предпринимательства должно переть. Мне доставляет удовольствие видеть результат и понимать, что от моего решения что-то зависит.

Именно поэтому я сделал выбор после института в пользу своего бизнеса, хотя мне предлагали пойти работать в банк. Тогда в финструктурах в подавляющем большинстве трудились женщины, а тот перестроечный период требовал больше мужской энергии в экономике. Можно было быстро сделать карьеру в крупной, ранее государственной, а теперь коммерческой структуре, но я понимал, что не буду там собственником. А мне важно было чувствовать: это мое. И ответственность тоже моя. 

Куда делся целый пласт предпринимателей из 1990-х, которые возили вещи из Турции и продавали их на рынках? Очевидно, не все продолжили работу в бизнесе. Почему так получилось?

— У многих людей есть некий предел. Например, в рамках магазина у нас продавцы могут сделать карьеру: стать заместителем директора, директором. Но мало таких продавцов. Или есть шикарный замдиректора, мы его повышаем до главы магазина, а он не справляется. Дело в том, что предприниматель — это иерарх, который держит в уме массу функций. Человек же зачастую хорошо выполняет только одну-две функции, а когда должен управляться сразу с несколькими, его не хватает, и часть функций провисают. Так что не каждый может быть предпринимателем. Те челноки, может быть, хорошо фарцевали, а потом, когда началось развитие сферы торговли и появились крупные игроки с контейнерными поставками, когда стали открываться бутики, покупать у них стало невыгодно. А в новых условиях они уже не смогли себя найти, не справились.  

Но есть и обратные примеры: Дмитрий и Надежда Платицыны в 1990-х стояли на ул. Вайнера с табличками «Куплю ваучеры», «Куплю золото». И я у них покупал по 50-100 чеков. А через несколько лет я с удивлением обнаружил, что собственниками ТС «Пикник», а в дальнейшем отпочковавшегося от нее «Яблока», являются именно они. 

Про себя я прекрасно понимаю: я не семи пядей во лбу. Мои топ-менеджеры сильнее меня каждый в своей области. Но как иерарх функций я как раз и закрываю свои слабые стороны сильными людьми — чтобы они дополняли меня как руководителя. 

На ваш взгляд, станет ли занятие бизнесом в современной России вновь престижным? Возможно ли возрождение такой активности, какая была в начале 1990-х? 

— Станет, если государство будет не на словах, а на деле поддерживать малый и средний бизнес. Именно поддерживать, а не говорить об этом.

Пока же происходит так: с высоких трибун нам говорят: «Не надо кошмарить бизнес!», но почему-то эффект обратный — начинаются более усиленные проверки предпринимателей на малом и среднем уровнях. Это псевдоподдержка.

Еще интересный пример: «Мираторг», крупнейший в стране мясной производитель, фактически монополист, получил больше 90% субсидий, выделенных на всю отрасль — 33 млрд руб. из 36 млрд. А где поддержка среднего предпринимательства, фермеров? Ведь в субсидиях нуждаются именно они, фермеры. Но этих субсидий «кот наплакал» и, как результат, и самих фермеров можно пересчитать по пальцам.    

Мы, например, не можем найти сегодня таких фермеров — ценник у них такой, что ставить их товар на полки просто нереально дорого. Либо же другие проблемы: две недели назад я вел переговоры с одним фермером, он говорит: «Я вам не могу как ИП поставлять продукцию, только как частное лицо. Иначе на меня понавесят массу бюрократической обузы — сертификацию всего, чего только можно, с формальной заботой о потребителе.

Эта масса ограничений делает себестоимость запредельной, а она и так выше, чем у «Мираторга». Этому фермеру просто не выжить. Хотя продукция у небольших производителей часто качественнее, чем у крупных игроков. У нас недавно была проверка Роспотребнадзора, так у двух производителей мясных полуфабрикатов чего только не обнаружили! Например, в говяжьих котлетах нашли ДНК курицы и свинины. Некоторые крупные производители с помощью вкусовых добавок и химии легко превращают курицу в говядину, фермеры же делать этого не будут, да и не смогут. 

Реальная поддержка бизнеса — раз. Что-то еще? 

— Нужно менять отношение к бизнесу, предпринимателям. Менталитет у нас, увы, все еще совковый. В 1917 году произошла революция, остатки НЭПовцев вырезали в конце 1920-х — начале 1930-х годов. Все, кто так или иначе хотели заниматься коммерцией, были расстреляны или сгнили в концлагерях, кто смог убежать из страны — эмигрировали. Предпринимательская жилка у нас в стране больше ста лет выкорчевывалась на уровне ДНК.

Не в лучшую сторону сыграла и ситуация 1990-х, когда благодаря коррупции возник класс олигархии, появились супер-богатые люди, а малого предпринимательства в России крайне незначительный процент. В итоге до сих пор живем как в анекдоте: В 1917 году внучка декабриста слышит шум на улице и посылает прислугу узнать, в чем дело.Вскоре прислуга возвращается:

— Там революция, барыня!
— О, революция! Это великолепно! Мой дед тоже был революционером! И чего же они хотят?
— Они хотят, чтобы не было богатых.
— Странно... А дед хотел, чтобы не было бедных.

Кроме того в православии почему то считается, что быть богатым — нехорошо. Как и в католицизме, кстати. При этом Северная Европа более экономически благополучна, чем южные страны — Испания, Италия. Потому что север протестантский, а юг — католики. У протестантов быть богатым считается не просто хорошо, это значит, ты лучше выполняешь заветы Иисуса. А у нас даже в сказках и былинах герои формируют совсем другую картину мира: Иван — дурак, Емеля — ленивый, Илья Муромец до 33 лет лежал на печи. И всем им по большому счету просто подфартило. И с детства нас так воспитывают: тебе должно повезти. Фильмы тоже многие в таком ключе сняты. А где прокачка предпринимательской жилки? Нужно, чтобы общество и государство изменили свое отношение к бизнесу, чтобы они старались увидеть в людях предпринимательские задатки и выкристаллизовывать их, параллельно создавая условия для роста малых компаний.

Предприниматель — это тот, кто не просто создает благо себе, но и дает рабочие места и в конечном итоге формирует ВВП страны!   

Если бы вам сейчас было 20 лет, стали бы вы заниматься бизнесом?

— Стал бы. Сложно сказать, каким, потому что сейчас другие стартовые возможности. Не знаю, лучше они или хуже. Безусловно, сейчас выше конкуренция, но и больше информационных возможностей. Кредитование значительно доступнее: можно брать небольшие кредиты под 12-18%, для среднего бизнеса — от 9% до12%. Это не 720% годовых! Может быть, я бы занимался интернет-торговлей, не знаю. Но вряд ли начал бы строительство той торговой сети «Елисей», которая есть сейчас — потому что в этот поезд розничной продажи продуктов уже сложно запрыгнуть. Монополизация крупными федеральными и региональными сетями настолько высока, что сложно реализовать новый проект в этом формате. Может быть, я открыл бы фермерский магазинчик, а потом этот бизнес превратился бы в нечто большее — в ТС наподобие московской сети «ВкусВилл». Ее сейчас многие пытаются время от времени копировать, но пока не получается.  

Знаю одно: я не вижу себя в системе, в силовых структурах, на госслужбе, вообще в найме. Работать там — это не мое. Я не могу подчиняться, мне нужна свобода. Свобода для меня — очень большая ценность. А где свобода, там должна быть и ответственность. Без этой связки в бизнесе ничего не получается.

***

Напомним, в 2017 г. Александр Оглоблин стал лауреатом премии «Человек года» (учредитель — «Деловой квартал») в номинации «Ритейлер года».

Фото: Игорь Черепанов / DK.RU