Антон Каразневич: Даже когда орут матом в трубку, остаюсь вежливым доктором

 

Я часто вижу один и тот же сон. Увольняюсь с работы, прохожу все инстанции и собеседования, надеваю белый халат и снова становлюсь доктором. Не то чтобы я отчаянно тосковал по медицине и рвался обратно, конечно же, нет. У меня отличная работа, которая дает мне большие возможности для самореализации, и нет никаких причин для недовольства ею. Однако я чувствую, что в глубине души так и остался врачом. Мне нравился труд, результаты которого были понятны и видны здесь и сейчас, нравилось работать в интеллигентном окружении. И я думаю, что никогда не оставил бы медицину, если бы не 90‑е, заставившие многих моих коллег снять белые халаты.

 

Поступить в медицинский институт мне посоветовала мама. Она, как и многие родители, мечтала, что ее сын станет доктором и будет лечить ее в старости. К тому же у меня не было заметных талантов ни в гуманитарных, ни в технических науках, а потому выбор был очевиден. Работать по специальности начал еще студентом: медбратом и анестезистом в онкологическом диспансере. Хорошая была школа жизни, в которой я обрел небывалую стрессоустойчивость и способность буквально «выключать» себя и свои эмоции. Было время, когда я дежурил больше суток: сначала весь день на наркозах, потом ночь в палате реанимации, а с утра снова наркозы. Переночую дома – и снова на работу. В 88‑м году моей теще перед выходом на пенсию предложили вступить в кооператив, а она, в свою очередь, предложила нам с женой. Мы согласились и решили замахнуться сразу на трехкомнатную квартиру. К 92‑му году, когда подходил срок сдачи жилья, началось дикое обесценивание денег, мне пришлось продать свой «Запорожец», чтобы расплатиться. В итоге въехали в пустую квартиру без гроша в кармане. Зарплаты у медиков стали совсем мизерные, и я понял, что эта наша неустроенность затянется на долгие годы: денежек наскребу – диван куплю, через год – стеночку, еще через два – телевизор… Стало грустно. В конце концов, мужик я или нет?! Набрался храбрости, оставил работу и пустился в свободное плавание.

 

Чего я только ни делал первое время: и ангары строил, и железо из Казахстана возил, и медью торговал. Наконец меня взял на работу один мой товарищ – собственник многопрофильного предприятия, которое занималось торговлей, оказывало охранные услуги, была еще автостоянка своя. Сначала я работал водителем, а через какое-то время стал директором фирмы. В июне 98‑го мы взяли в кредит 100 тысяч долларов, а уже в августе случился обвал рубля. Нас постигла печальная участь многих компаний в ту пору: бизнес просто рухнул.

 

Где-то через год я пересекся с Михаилом Бабиным, моим давним знакомым. Он предложил мне заняться созданием службы такси. Я пришел к нему, посмотрел, и знаете, что-то торкнуло. Это было очень близко к тому, чем я занимался, будучи врачом-эпидемиологом, когда я составлял годовые и месячные планы, проводил анализ заболеваемости, анализировал многолетние уровни. Когда я только начал работать в такси, число заказов составляло не более 40‑50 в сутки. Бабин предложил мне оклад в 4,5 тысячи рублей и план увеличения заказов до 250. Если будут результаты, поднимет зарплату вдвое. Надо сказать, что таксисты на тот момент зарабатывали в среднем 15 тысяч, и будь я чуть менее дальновидным, предпочел бы довольствоваться этой синицей в руке. Однако у меня вышло, и вскоре мы уже получали до 250 заказов в сутки, а еще через какое-то время – 700.

Моя теперешняя работа во многом напоминает медицину – мы тоже помогаем людям каждый день, иногда спасаем даже. Наших диспетчеров я стараюсь научить именно этому: относиться к клиентам с позиции «доктор – больной» – с пониманием, терпением, и отключать свои личные эмоции даже в те моменты, когда заказчики орут матом в трубку.