Чичваркин: «Я прошелся по конкурентам и понял: получится. Как можно быть такими вялыми?»

В новом видеопроекте «Forbes Capital с Андреем Мовчаном» бизнесмен Евгений Чичваркин рассказал о новом винном бизнесе, «Евросети» и гедонизме как образе жизни. Главное из интервью — в материале DK.RU.

Розница всегда похожа. Одна розница похожа на другую. В России алкоголь мы только пили, конечно, мы им не торговали.

С чего все начиналось

— Это была покупка и продажа предметов: пойти на склад купить ящик «Сникерса», ночью постоять в очереди, утром просто продать его «пошоколадочно». Это, в общем, тяжело назвать инвестициями. На разницу можно жить — между закупочной ценой и продажной. Мне всегда нравился процесс торговли.

Я тогда еще был школьником. Мне было на что жить — у меня совсем не бедная по советским меркам была семья, и мне всегда давали карманные деньги. Мне просто хотелось, чтобы деньги были мои. Не «даденные» мне, а мои. И чтобы я полностью мог сам распоряжаться ими.

«Евросеть» — тогда она еще так не называлась, но уже был магазин и компания — была создана моим другом (Тимуром Артемьевым. — ред.). Он просто позвал меня. Меня позвали на неделю, и я остался на 12 лет.

Тогда кроме того, что мы с Тимуром дико талантливый народ, совпало одновременно несколько факторов. Народ начинал жить все лучше, народ стремительно богател в начале нулевых. Цены на телефоны падали. Тарифы тоже падали из-за тарифной войны между операторами. И вот эти факторы, приправленные нашим огромным эго и амбициями, дали такой эффект. Но изначально мы не то чтобы оседлали волну — мы оседлали гидроудар, если можно так сказать.

У нас получилось, потому что мы «забили» на risk strategy совсем. Это значит брать очень много денег ничем не обеспеченных, открывать на короткие заемные деньги магазины и так далее. То есть рисков было очень много.

Читайте также: Евгений Чичваркин: «Присылать ко мне Петрова с Бошировым слишком дорого для Родины»

Преодоление кризисов

— В 1998 году мы были сверхмаленькими. И сделали то же самое, что мы потом повторили здесь (в Лондоне. — ред) с Brexit. Ровно под копирку. В кризис 1998-го мы каждую ночь меняли все цены. Я сказал, что никаких рублей — только доллары. Мы просто живем в Соединенных Штатах Америки и покупаем у всяких «Московских сотовых», у всяких полудурков, у которых остались цены в рублях, и продаем строго в долларах, как это и должно быть.

И здесь то же самое сделали с Brexit (во время обвала фунта стерлингов. —ред.). За 36 часов все, что было куплено в евро или в фунтах, мы «отреставрировали» по правильной долларовой цене. Мы получили почти удвоение выручки. Если посмотреть на график наших продаж и график нашей маржи, то маржа была такая же прямая, как прямая линия Путина.

Мы не потеряли ни копейки маржи и подняли продажи, потому что было мнение, что в Англии покупать теперь дешевле — после того как фунт «срисовался» с 1,44 (к доллару. — ред.) на 1,19 практически. Так что мы еще здесь «поднажили».

Про развитие «Евросети»

— Как только мы поняли, что нужно делегировать все, что только можно, все пошло веселее. Вообще это такая комсомольская болезнь — микроменеджмент, когда начальник считает, что он такой умный, поскольку он постоял за спиной каждого из людей, которые осуществляют какие-либо процессы в компании, и думает, что он во всем разобрался, так как он гений. И указывает всем, что делать. Вот это самый мрачный мрак, который только может быть.

Про Hedonism Wines

— Классические машины я не очень люблю: меня бесит, когда что-то ломается. Ну, это я еще «травмирован» телефонами. Искусство я тоже, честно говоря, просто не понимаю. Нравится — не нравится, но это непрофессионально. А здесь у меня, условно говоря, хоть в каких-то отраслях были знания, напоминающие системные. Я видел, как это растет. Я видел, насколько велика разница в ценах. Насколько сложный многофакторный анализ нужно провести, чтобы понимать, как вообще эти цены меняются и почему.

И это абсолютное многообразие. Это удивительное действие, как в бизнесе второго закона термодинамики, при этом если брать какие-то старые вина, то там действует первый закон термодинамики. То есть это все было настолько интересно. Здесь нет четкой формулы, по которой все растет и развивается. И я подумал: здесь мы заработаем. Точно.

У нас нет никаких KPI, никаких таргетов, никакой этой хреномути. Они (сотрудники магазина. — ред.) реально даже не от продажи, а от маржи получают очень большую комиссию. У них нет никаких других денег, кроме этой комиссии. У закупщиков абсолютно так же. Как было в «Евросети», так и здесь. Это самое правильное. Никого не надо пинать, если сейчас позвонить — максимум со второго звонка возьмут трубку. Если кто-то зайдет (в магазин. —ред.) — ему тут же покажут, что мы здесь, и что-то предложат. Если кто-то напишет — ему тут же ответят.

У меня никогда не было сомнений, что это будет работать. Никогда не было. Я проехался по нашим конкурентам, посмотрел и понял: ну как можно быть такими вялыми в 2010 году?

Идея такая: у нас очень широкий ассортимент, но он не глубокий. То есть мы не можем дико заработать, если мы угадаем что-то и купим паллеты чего-то, как люди зарабатывали на вине в 2008-2009 годах. Такое здесь невозможно. Мы можем заработать немножко на каких-то областях. И мы стараемся основные деньги вкладывать туда, где действует первый закон термодинамики, где этого товара на рынке мало либо его вообще нет. И если в 2021 году будет рецессия, то мы продадим это в 2023 году, когда будем выходить из рецессии. Вот и все. С той же самой маржой — мы просто отложим зарабатывание этих денег. Дешевле продавать мы не будем. Мы можем подождать.

Если бы вы спросили, куда бы я вложил ваши 10 млн, то я бы гарантированно на 2-3 млн из них купил «Бордо» 1961 года — все, до чего дотянусь. Потому что в 2021 году оно уйдет с маржой от 40% до 60%. Уйдет как дети в школу. Будет рецессия, не будет рецессии — это не важно, это подарок. Это импульсное: папе исполнилось 60 лет или брату — не важно. Хоть какая будет рецессия — его купят за эти деньги в 2021 году. Точка. Вот так и инвестируем. То есть если этим заниматься — это как сидеть в какой-то колымской речке и по крупичкам доставать золото.

Здесь сразу отошел, с первого дня. Я — инвестор. Будут больше цифры — я над этим серьезно, прямо серьезно работаю, — будет больше того, за чем наблюдать. Сейчас наблюдение занимает маленькое время. Зато я плаваю с дочкой в бассейне, путешествую, готовлю, занимаюсь спортом, езжу на лошади.

О мире

— В мире не хватает понимания того, что тех, кто нами управляет, должно быть мало и они должны играть очень маленькую роль. Тебя должны регулировать в десять раз меньше, чем регулируют сейчас. И вот требования этого от всех нас в мире — ровно то, чего не хватает. Не может Орбан (премьер-министр Венгрии. — ред.), или Путин, или кто-то еще определять жизнь целой страны. Они могут чуть-чуть корректировать законы, которые не мешают развитию или стимулируют его. Нет другой роли.

Когда все богатеют, вино пьется лучше и дороже. Это на любой рынок влияет одинаково. Когда государство убирается, все расцветает. Когда всего 1% от торговых сделок (взимается в виде налогов. — ред.), у тебя вырастает Венеция. Когда у тебя возникает дополнительный процент, то Венеция остается в том виде, в котором ее создали, и туда ничего больше не добавляется, кроме этих «нахлебничков».