Президент ГСК «Реформа» Григорий Фрич — о рынке демонтажа, взрывах и сносе стадионов

Крупных системных игроков на российском рынке демонтажа можно пересчитать по пальцам — компании с репутацией и опытом увереннее чувствуют себя даже в кризис, когда объем заказов просел на 30-40%. Однако, говорит президент Группы строительных компаний «Реформа» Григорий Фрич, в периоды нестабильности на рынке появляются непрофессионалы — например, строительные подрядчики, чьи продажи сильно упали. В итоге конкуренция усиливается. Особенно тяжело работать на рынках Москвы и Санкт-Петербурга — там игроки все еще не могут договориться о правилах игры и демпингуют на все лады. В этом плане, по словам г-на Фрича, свердловский рынок выглядит более цивилизованно. Но присутствовать только в домашнем регионе недостаточно — нужно расширять и географию, и спектр работ.

 

Этим летом вы начали демонтаж Центрального стадиона в Екатеринбурге — объект будут реконструировать к футбольному ЧМ-2018. Перед этим было много споров, каким он должен быть, — лучше строить совершенно новый стадион на другой площадке или модернизировать прежний. Вы за этими перипетиями следили?

 

— Конечно, и было очень интересно. Изначально планировалось исторические стены аккуратно распилить, раздвинуть метров на сто, и внутри построить новый стадион, достаточно большой по вместимости.

 

Вы уже потирали руки, прикидывали, как лучше это можно сделать?

 

— Да и не только мы. На раздвижение стен заявлялась одна архитектурная компания, у которой уже был такой опыт. Они должны были проложить рельсы и с помощью домкратов раздвигать стены. Тогда предполагалось, что нашей задачей будет распилить все остальное. Потом все переиграли: решили, что раздвигать ничего не нужно, а надо просто стены разобрать, а потом собрать обратно. Представители властей тогда обращались к нам за консультацией — реально ли это сделать. Мы сказали: «Распилить распилим, но собирать потом будет нечего — все развалится». Так что и этот вариант отмели. В итоге, когда стало окончательно ясно, какова должна быть вместимость обновленного спортобъекта, и были согласованы 35 тыс. мест вместо 45 тыс., было решено в рамках исторических стен разобрать старые трибуны и возвести новые. Плюс углубить поле. 

 

Насколько сложно было получить этот заказ? Много было желающих помимо вас?

 

— Компаний заявлялось много, но выбор был за генподрядчиком – ГК «Астра». Они давно нас знают – работали вместе и на предыдущей реконструкции Центрального стадиона, мы тогда трибуны разбирали. Поэтому больших сложностей в этот раз не было. Единственное — «Астра» решила разделить весь объем демонтажных работ между несколькими подрядчиками: алмазная резка — отделение исторических стен от трибун — отдельно, механизированный демонтаж — отдельно.

 

Мы работаем во второй группе — демонтируем трибуны с помощью тяжелой техники, на этом же участке еще одна компания. Всего работают четыре подрядчика. Генподрядчик счел, что таким образом он минимизирует риски, что не будет проблем с затягиванием сроков. Это его право. Но, на мой взгляд, четырьмя подрядчиками управлять сложно, двоих хватило бы с лихвой. Конечно, опыт у ГК «Астра», как у генподрядчика огромный, поэтому ему видней.

 

Там большой объем работ?

 

— Нет. Больше сложностей возникает в состыковке подрядчиков демонтажа алмазной резкой и демонтажа механизированного. Плюс там идет укрепление исторических стен. Это целый комплекс работ, и нужно все сделать по уму, чтобы стены остались. В целом объект для демонтажа очень сложный. 

 

В прошлом году вы работали на еще одном объекте ЧМ-2018 — демонтировали стадион в Волгограде. Там было проще? И как удалось получить этот контракт?

 

— В Волгоград мы зашли, выиграв тендер, который объявлял генподрядчик — «Стройтрансгаз». Мы тоже уже имели опыт совместной работы. Отсев был жесткий — по финансовым показателям, по наличию определенной техники. Там нам отдали весь стадион, никакие элементы сохранять не требовалось — поле деятельности было открыто. При этом объем работ, если считать по количеству демонтируемых материалов, был в 2,5-3 раза больше, чем в Екатеринбурге. Но там мы закончили за два месяца. А здесь уже два месяца идет демонтаж и, думаю, понадобится еще месяца полтора, чтобы завершить дело. Все дело в сохранении исторических стен.

 

Финансово работа на этом объекте вам интересна?

 

— После того, когда весь объект разделили на четверых, стало не так интересно, как могло бы быть. Но раз уж мы изначально взялись за этот проект, то начали работу. И надо сказать, что он совсем не помешал — объемы заказов стали снижаться.

 

На сколько?

 

— С начала кризиса рынок просел примерно на 30-40%. От девелоперов стало меньше заказов — их рынок упал очень сильно, от промышленников, от энергетиков. Но с застройщиками мы в принципе работали мало, так что больших потерь не ощутили. У металлургов ситуация неплохая, нефтехимический и нефтеперерабатывающий сектор уверенно себя чувствуют — заказы есть. Вообще если сравнить сегодняшнюю ситуацию с 2008 г., то у нас дела намного лучше: есть хороший финансовый запас плюс мы свободны от обязательств перед лизинговыми компаниями и банками.

 

Прошлый кризис многих этому научил.

 

— Да. В тот раз нам пришлось тяжело, когда банк попросил досрочного возврата кредита. Хотя мы исправно платили и просрочек по платежам не допускали. Я четко понял: не нужно залезать туда, где ты не можешь контролировать ситуацию. Поэтому сейчас мы развиваемся на свои деньги. Объемов достаточно для того, чтобы работать без использования «подушки безопасности» и даже без авансов. Конечно, если кризис продлится еще лет пять, будет совсем другая картина. Но я надеюсь, что ситуация все же изменится раньше.

 

 

Реально ли сейчас зайти на рынок демонтажа? Вообще насколько это перспективный бизнес?

 

— Я считаю, весьма перспективный. Зайти на рынок сложно, потому что конкуренция достаточно серьезная. Персонал тоже трудно найти. Как вариант — переманивать кадры. Но совсем не факт, что удастся — за профессионалов, тех, кто работает на тяжелой технике, работодатели очень держатся. 

 

ГСК «Реформа» начала работу в 1998 г. — тоже сложный в плане экономики год. Как-то ведь вам это удалось.

 

— Мы начинали совсем с нуля. Тогда только появились услуги по алмазному сверлению отверстий для сантехников и электриков на стройке. Такое оборудование в тот момент было, пожалуй, только у «Атомстройкомплекса». Я увидел, что у этого направления есть перспектива. Постепенно мы начали покупать оборудование, стали обслуживать генподрядчиков на стройплощадках — сверлили отверстия под электрику, вентиляцию, проемы резали. Потом стали расширяться, закупать более мощное и производительное оборудование. Начали работать с генподрядчиками, которые занимались промышленными объектами — было ясно, что там объемы гораздо больше, чем на гражданских. Развитие шло постепенно, это был органический рост.

 

Как удалось выйти на заказы от промышленных гигантов уровня ТМК?

 

— Недавно, кстати, мы закончили демонтажные работы на «Карабашмеди» («Русская медная компания»). Но это произошло не сразу. Сначала мы работали с генподрядчиками, такими как «Уралметалургстрой», «Уралстальконструкция», «Прокатмонтаж». Так, «Прокатмонтаж» крупные переделы отдавал питерским компаниям, а на небольшие объемы можно было подрядиться. Заходили, показывали себя. Дальше генподрядчик уже приглашал нас на новые объекты, рекомендовал другим игрокам. Имя нарабатывали постепенно, методом проб и ошибок. А при переходе от работы с гражданскими объектами на промышленные ошибок было много — изменились ведь все стандарты, уровень работ и ответственности. 

 

Сроки срывали?

 

— Было. Последний раз в 2006 г.  сорвали сроки на одном объекте, причем значительно. На то были объективные причины, конечно. Но сейчас, даже если есть непреодолимые обстоятельства, мы успеваем сделать весь объем в срок. Потому что уже в процессе видим, где можем усилиться, что-то изменить. А раньше шли напролом: что-то не выходит, но все равно упираемся. Хотя надо отойти, по-другому посмотреть на проблему и решить ее. 

 

Проблема была в квалифицированных инженерных кадрах. В 2007-2008 гг. мы собрали хороший коллектив — считаю, что более сильной команды в демонтажных организациях на сегодня нет. В итоге в плане производства у нас нет ни одного нарекания, а  рекомендательных писем - масса. Бывают случаи, когда заказчик спрашивает, чем мы отличаемся от других игроков. Отвечаю: «Мы в сроки укладываемся». Он: «Да вы все это говорите и никто не успевает. Отличаетесь только длиной списка причин, по которым сроки сорваны». Однако после того как работы завершены, отношение уже совсем другое.

 

Вообще много игроков на рынке демонтажа?

 

— Крупных специализированных не так много, в основном они работают в Москве и Санкт-Петербурге. В Нижнем Новгороде есть хорошая компания, в Магнитогорске, в Екатеринбурге. Игроков с опытом и репутацией можно пересчитать по пальцам. Однако как только приходит кризис, участников рынка становится больше — строители пытаются диверсифицировать бизнес и решают заняться еще и демонтажем. Каждый строитель считает, что может не только возводить здания, но и ломать. Так что появляется дополнительная конкуренция — непрофессионально-демонтажная.

 

А в спокойные годы у застройщиков есть в структуре свои демонтажные подразделения? Целесообразно их организовывать крупным компаниям?

 

— Чтобы это было целесообразно, нужно чтобы демонтажи шли регулярно. И речь не о сносе бараков, а о демонтаже капитальных объектов — так было, например, когда Группа ЛСР расчищала площадку завода «Бетфор» в Екатеринбурге под возведение нового ЖК. Сейчас у этого девелопера большой объем демонтажных работ на территории завода ЗИЛ в Москве. Но даже у ЛСР нет своего демонтажного подразделения, они выбирают подрядчиков на основе тендеров. Вообще, если говорить о домашнем регионе Группы ЛСР — Санкт-Петербурге, то там компании готовы демонтировать здания настолько дешево, как ни один застройщик не сможет.

 

Два года назад вы зашли на питерский рынок. Судя по всему, впечатления не радужные?

 

— В Санкт-Петербург мы двинулись, потому что к нас пришла питерская команда — костяк специалистов ушел от конкурентов и попросился к нам. Мы за ними вообще не бегали. Но взяли. Проработали они чуть больше года — толку практически никакого не было. Они привыкли, что с конкурентами нужно бороться двумя методами: во-первых, опорочить. Во-вторых, заявлять на тендерах мизерную стоимость. Пытались нам такую рентабельность навязать… Даже не рентабельность, а убыточность. Год мы на них смотрели, думали, исправятся. Но, увы. Да, с помощью этой команды мы получили один объект в Москве — очень сложный. Объем там приличный, но во времени контракт сильно растянут. В общем, неудобный объект, больше имиджевый. 

 

В итоге с той командой мы расстались и находим объекты в Северо-Западном регионе самостоятельно. Надо признать, рынок там своеобразный: в Питере объемы очень сильно упали, и цены на демонтажные работы самые смешные из тех, что есть в России. Игроки между собой никак не могут договориться о правилах игры, демпингуют все. Если компания из Санкт-Петербурга заявляется на тендер в другой части страны, то будет биться до конца - чисто из принципа. Чтобы победить. Недавно столкнулись на тендере с питерской конторой — они предложили за работы 70 млн руб., хотя там адекватная цена 160 млн, есть предложения и за 250 млн руб. Я заказчику предложил разобраться — из чего такая сумма складывается, запросить у компании смету, прикинуть. Но контора сослалась на свое ноу-хау и данные не открыла. Если они выиграют, будем смотреть, как они станут работать. Может быть, действительно что-то придумали, значит, будем у них учиться.

 

Другой пример: когда искали подрядчика на снос мукомольного завода в Екатеринбурге, питерский игрок уронил цену в три раза! Заказчик был готов заплатить 120 млн руб., компания согласилась на 47 млн. Потом, правда, работы они не выполнили и на объект вышли магнитогорцы. В итоге демонтаж шел полтора года вместо шести месяцев, крышу у соседнего здания проломили, хотя было четкое требование: нельзя даже камушка на него уронить. Мы много раз проезжали мимо — пытались посмотреть, как идут работы, может, чему-то научиться. Единственное, чему научились: так делать не надо. 

 

Здание элеватора демонтировали взрывом. Это не устаревшая технология?

 

— Совсем нет. Если правильно ее применять и использовать на подходящих для этого объектах. На мой взгляд, такая технология все же больше целесообразна на взрывах горных пород в карьерах. Мы однажды видели, как взрывом демонтировали большое здание — упало оно быстро, но потом завал металлолома пришлось разбирать полтора года. Хотя смотрятся такие работы, безусловно, очень эффектно.

 

Какие технологии демонтажа наиболее распространены? 

 

— Обычные здания разбирают экскаватором Demolition — у него стрела длиной 20-50 м. Она оснащена гидроножницами, и машина может потихоньку раскусывать здание. Если объект очень высокий, и техника не достает, можно сделать насыпь, поднять экскаватор повыше. В Череповце мы разбирали здание высотой 90 м. Demolition до верхушки дотянуться не мог, поэтому ее мы разбирали с помощью алмазной резки и крана - распиливали на большие куски, краном их снимали. Если нужно демонтировать массивный фундамент, тоже применяется алмазная резка.

 

Куда отправляется то, что осталось от зданий? На свалку?

 

— Везде по-разному. Например, строительный мусор с екатеринбургского Центрального стадиона переработан — вторичный щебень лежит для заказчика. Но так происходит не всегда. На Урале это вовсе редкость, потому что природный щебень у нас очень дешевый. А в столицах строительный мусор практически всегда перерабатывают. Правда, в последний год в Москве в этом плане не все гладко: раньше вторичный щебень хорошо брали частники, возводящие себе дома, и застройщики коттеджных поселков. Однако рынок этот сильно просел, щебень просто не продается. 

 

Другая проблема: компании демпингуют, там натуральная грызня. Стремятся удешевить работы, мусор не то что не перерабатывают, а даже до полигонов не довозят — разбрасывают. А иначе конкурировать не получается. Бывает, что половина стоимости объекта — это вывоз мусора и его утилизация. Мы с экологами пытаемся привлекать внимание к проблеме несанкционированных свалок. Пока резких перемен нет.

 

Но будущее, на мой взгляд, именно за переработкой строительных отходов, это нормальный цивилизованный путь — зачем свалки захламлять? На Западе перерабатывается порядка 98% всего, что есть на объекте. Там окна снимают, дерево. Даже старые унитазы умудряются демонтировать и продавать — видимо, есть рынок, спрос. У нас до этого пока не дошли. Да и не знаю, можно и нужно ли унитаз с объекта  сохранять. Но все равно наш рынок движется в этом направлении.

 

Такое впечатление, что рынок столиц менее цивилизован, чем свердловский.

 

— Там просто больше игроков. А контроля меньше — за всеми ведь не уследишь. Но у нас на самом деле конкуренция более цивилизованная. 

 

Григорий Фрич убежден: демонтаж — работа творческая. Инженерам «Реформы» не раз приходилось придумывать ноу-хау, чтобы разобрать нестандартные объекты. При этом креатив требуется везде — даже на атомных станциях, где работать приходится в защитных костюмах и велик риск получить лишнюю долю радиации.

 

Какой объект был для вас самым проблемным в технологическом плане?

 

— Разбирали камеру гидроагрегата на Угличской ГЭС. Объем работ был небольшой, но сделать все нужно было в достаточно сжатые сроки. Оказалось, что камера облицована чугуном толщиной 15-20 см. Нужно было его разрезать и дальше объект разбирать. Мы долго думали, подбирали технологии, в итоге сделали в срок. Был еще один большой объект — горно-химический комбинат в Красноярском крае. Демонтировали сухое хранилище отработанного ядерного топлива. Там были большие массивные конструкции, причем при строительстве здания в бетон было заложено очень много чугуна — он был черный на спиле. Там тоже долго думали: как пилить, как разбирать? Кроме того температура воздуха опускалась до -45, а алмазная резка идет с водой — естественно, жидкость замерзала сразу же. Мы придумывали, как быть. Но в итоге все сделали.

 

Творческая работа у вас.

 

— Да, поэтому качество инженерно-технических работников высокое. Свой подход мы называем «интеллектуальным демонтажем». То есть инженерный состав творчески и технически грамотно подходит к каждому этапу и постоянно создает ноу-хау. Например, мы придумывали грузоподъемные траверсы, чтобы снимать куски железобетона, когда кран не мог подойти к месту резки. Или ту же технологию распила чугуна. 

 

Для работы на атомных станциях тоже приходится что-то изобретать? Или там лучше не рисковать и оперировать проверенными методами?

 

— Там совершенно другая специфика, к разбору промышленных или гражданских зданий демонтаж атомных объектов имеет очень маленькое отношение. Там стоит радиационно-загрязненное оборудование, конструкции тоже загрязнены. Поэтому надо рассчитывать дозу радиации — сколько человек может получить без ущерба для здоровья. Плюс думать, как конструкции разобрать, очистить. Мы ведь разбираем оборудование, дезактивируем его и отдаем заказчику уже чистый металл. Так что основное — именно дезактивация. Но и с демонтажем свои тонкости — металл в оборудовании может быть толщиной 10-15 см, резать его газом нельзя плюс нужно сразу же собирать радиоактивную пыль. Покупали специальные станки для этого. 

 

Работать приходится в защитных костюмах?

 

— Конечно. 

 

Сотрудники с радостью идут на такую работу? 

 

— А почему нет? Там все очень жестко с соблюдением норм. Перед тем как наши сотрудники приступят к работам, дозиметристы замеряют уровень радиации. Дальше составляется карта: как человек пойдет до рабочего места — сколько времени, по каким путям. Потому что шаг вправо-шаг влево и сотрудник может получить лишнюю дозу радиации. Работает он с дозиметром, с которого каждый день снимаются показатели — смотрят, контролируют. Все действуют в соответствии с инструкциями по радиационной безопасности.

 

Много ли компаний, которые могут демонтировать атомные объекты?

 

— Три-четыре на всю страну. Нам это направление видится очень перспективным, мы его дальше развиваем. Сейчас разрабатываем технологию как можно более дешевой дезактивации радиоактивного металла - совместно с институтами. Стадию лабораторных испытаний уже прошли, пробуем технологию на объектах. Плюс сделали ставку на рекультивацию территорий — очистку от нефтяных загрязнений. Это новое для нас направление. Тоже разрабатываем технологии. 

 

Речь о протечках нефти, например, в акватории?

 

— Не только. Дело в том, что на заводах десятилетиями происходят протечки нефти, в трубопроводах они тоже бывают — в итоге и цеха, и почва загрязняются. В этой сфере есть игроки, которые снимают загрязненный грунт, куда-то увозят и меняют на новый. Мы же хотим землю именно очищать. Отрасль эта очень закрытая — такая вещь в себе. Но мы намерены туда попасть.

 

Расширять географию дальше планируете?

 

— В принципе, мы и так работаем по всей стране — у нас есть объекты от Братска до Москвы. Но охватываем мы далеко не все, а малую часть. Так что, конечно, будет думать о том, как освоить более широкую территорию. Серьезных помех на этом пути я не вижу.