Миф первый: от государства придет подмога — только бы “день простоять да ночь продержаться”. Предприятия ВПК годами привыкли жить в условиях постоянного государственного заказа и четкого планово
Миф первый:
от государства придет подмога — только бы
“день простоять да ночь продержаться”.
Предприятия ВПК годами привыкли жить в условиях постоянного государственного заказа и четкого планового обеспечения. За последние 5-7 лет все кардинально изменилось. Заказчик оказался неплатежеспособным, а все координирующие связи порваны. На протяжении 1994-1996 гг. происходили обвальные и неподготовленные сокращения оборонного заказа. На разных предприятиях по-разному. Для некоторых это стало равносильно катастрофе. В этом смысле очень показательна история Режевского механического завода, описанная его генеральным директором Валерием Копаловым:
“С 01.01.92 г. из плана завода были исключены все заказы на спецпродукцию для оборонной промышленности. Все оборудование для выпуска изделий по шести спецзаказам было демонтировано, законсервировано и сдано на склад для хранения. Оборудование для остальных спецзаказов было использовано для аварийной организации производств новых изделий или выставлено на продажу...
Внутри завода начали образовываться артели и товарищества. Затем цехи распались на отдельные заводы.
Так было до 1994 г., когда снова поступили два заказа на выпуск спецпродукции. Однако теперь пришлось вновь осваивать производство, а не использовать законсервированные производственные мощности, т.к. сохранено было только демонтированное оборудование. Площади и коммуникации были заняты другим производством. Часть технологического оснащения использовалась или была переделана для организации новых производств в 1992 г.
До 1997 г. с трудом снова объединились, цехи выполняли эти заказы, продукция по которым до сих пор заводу не оплачена, а с 1 января 1997 г. и эти два заказа остановлены, и больше никому, видимо, не нужны. Оборудование законсервировано, и нет возможности использовать его и площади для организации других производств. Оборудование морально и физически стареет, идет вторичный “обвал” производства.
Сейчас срочно создаются новые мощности...”.
Такова грустная, но во многом типичная история завода, на котором до этого обвала работало около 6000 человек.
В условиях, в которых оказалась наша “оборонка”, возможность выживания зависит от многих факторов, и не последнее место среди них занимает умение руководителя (а еще лучше, когда это руководящая команда) ориентироваться в резко меняющейся обстановке: тут и интуиция, и, если хотите, подкрепленный расчетом авантюризм, и в какой-то мере удача. На плаву остались те, кто раньше других понял, что рассчитывать на государственного заказчика больше не приходится.
Сошлюсь на Владимира Годлевского, генерального директора Уральского приборостроительного завода, на котором разрабатывались и выпускались приборы для авиации — от первых отечественных автопилотов до автоматических электронных вычислительных систем управления ракетами и беспилотными самолетами. За три года предприятие потеряло более 95% своей номенклатуры. “За 1994-96 гг. общий выпуск промышленной продукции снизился в 20 раз, оборонной продукции — в 25 раз, на 70% уменьшилась загрузка производственных мощностей. Правительственные телетайпограммы предписывали снять с производства те или другие уникальные приборы и системы, остановить освоение новой техники. Нельзя было у московских начальников добиться вразумительного ответа на вопросы, сколько и чего планировать, какие мобилизационные мощности сохранять, что делать с незавершенным производством, запасами комплектующих и материалов на складах и т.п. О людях предстояло заботиться только нам самим. Довольно быстро пришло понимание того, что рассчитывать можно только на собственные силы. Разработали десяток конверсионных программ. Осваивать решили только конкурентоспособную продукцию, в т.ч. совместно с иностранными партнерами.”
К сожалению, это понимание пришло далеко не ко всем руководителям. Некоторые до сих пор убеждены, что завтра все наладится, вернется “на круги своя”, и снова появится оборонный заказ и оплата за него. Откуда эта вера в чудеса?
Миф второй:
“оборонка” может все, были бы деньги!”
По данным статистики, “впервые за несколько последних лет больше половины (26) предприятий оборонных отраслей промышленности области вышли к концу 1997 г. на показатели, превосходящие уровень объемов производства 1996 г., пять предприятий сохранили объем на уровне 1996 г.
В целом, объем промышленной продукции на оборонных предприятиях в сопоставимых ценах к объему 1996 г. составил на 01.01.98 г. 101,1%”.
Что кроется за этими радующими цифрами? Определенная тенденция или случайность? Очень хотелось бы верить в первое. Но вот мнение компетентного человека — Виктора Батуева, исполнительного директора Союза предприятий оборонных отраслей промышленности: “Этот прирост во многом за счет производства продукции на склад, в “товар”. Мы все еще не можем отвыкнуть от учета и рапорта по “валу” и “товару”, а не по реализации. Сделанную продукцию никто не покупает, потому что проигрывает она заполнившим рынок западным товарам и по дизайну, и по упаковке, и по функциональности, и по цене”.
Конечно, есть примеры успешных прорывов.
На Бисертском заводе “Уралсельмаш” объем производства в 1997 г. по сравнению с 1996 г. вырос на 33%, введен в эксплуатацию первый образец установки по осушке осадков сточных вод. За разработку и изготовление этого природоохранного оборудования завод получил престижную награду “Золотая пальма” от международной организации Green Peace. В 1998 г. предполагается выпуск 10 таких комплексов.
АО “ВСМПО”, где рост производства составил 133%, нашел пути сотрудничества с лидером мирового авиастроения — фирмой “Боинг”, подтвердив свои позиции крупнейшего производителя титанового проката. На базе и площадке ВСМПО создается СЭЗ “Титан”. Предприятием освоен серийный выпуск строительных конструкций из алюминиевого профиля с тонированными и энергосберегающими стеклами, в т.ч. двух- и трехслойных стеклопакетов, дверных конструкций.
Серовский механический начал производство буровых штанг, а комбинат “Электрохимприбор” — фонтанной арматуры для нефтяников.
Кроме названных, с приростом завершили 1997 г. АО “Исеть” из К.-Уральского (133%), НПП “Старт“ (121,6%), ГПО “УОМЗ” (120%), Егоршинский радиозавод (113% ) и др.
Но вот понадобились для строящихся в Верхотурье домов хорошие отопительные агрегаты на твердом топливе с современным дизайном. Именно к оборонке обратились: “Спроектируйте и изготовьте 200 штук, деньги даем”. Среди 52 предприятий областного ВПК не нашлось... нет, не умельцев-изготовителей, а разработчиков. Изготовить могут многие, а вот разработать такую, чтобы не стыдно было людям показать, увы, некому. То же самое можно сказать об утюгах, стиральных машинах, любой продукции, которая должна отвечать современным требованиям потребителя.
Да, это тоже проблема: наши оборонные предприятия в основном выпускали серийную продукцию. Тот громадный конструкторский аппарат, который они содержали, занимался лишь т.н. сопровождением производства. Грамотные (и красивые!) научные разработки делали единицы. (Между прочим, любой авиаконструктор подтвердит, что некрасивый самолет никогда не полетит.) За время перестройки и конверсии эта часть трудовых коллективов сильно поредела, поседела и полысела. К примеру, на ПО “Октябрь” от СКБТ в 600 человек осталось 30. Приток свежих сил практически прекратился.
Потому и не может ГП “Вектор” изготовить печки, а ПО “Октябрь” не взялся делать утюги. А трамвай “Спектр” сегодня “доводить до ума” — одно горе: Миасский завод выпускал отличные ракеты, но это вовсе не означает, что ему по плечу спроектировать трамвай, так же как и Новосибирскому заводу — двигатель для него.
Что касается высоких технологий и научного потенциала нашей оборонки, то, конечно, таковые имеются. Но где? Сошлюсь снова на Виктора Батуева: “Это — легенда. Мы очень преуспевали только в отдельных, точечных направлениях. Например, космос. Но это настолько специфичная отрасль, что его технологии невозможно использовать больше нигде. Все силы брошены были на космос и только туда, там сверхпрочные материалы, твердотопливные элементы, системы управления...”
В Свердловской области прямое отношение к разработкам такой новой техники имело, например, НПО автоматики, работавшее в области систем управления, математических методов их построения. Но это не двойные технологии массового использования, найти прямое применение наработкам такого уровня не просто. Да, там были прекрасные умы, но сегодня они просто не востребованы. Оставшись без госзаказа и без оплаты за уже выполненные работы, институт начал разваливаться, кадры — уходить. Сегодня у НПО появились сильные конкуренты и в России, и на Западе, его выживают и с того направления, где он в оборонке успешно работал. Скорее всего, ВПК России теперь уже и не заметит “потери бойца”, и это развенчивает еще один миф — о незаменимых.
Кое-что из наработок космической отрасли, конечно, можно было бы использовать в гражданской продукции, например, системы управления или телекоммуникаций. Но оказывается, в блоки управления наших спутников и ракет мы ставили японскую элементную базу (которую добывали “всеми правдами и неправдами” через третьи страны), так и не создав собственной. Общеизвестно, что лучшие микросхемы делают в Японии на подводных заводах. Все попытки Советского Союза создать собственное сверхчистое производство в 80-х годах (в Зеленограде, в горах Армении и Киргизии) окончились неудачей. А нет элементной базы — нет и современной радиоэлектроники.
Эти три фактора, вместе взятые (отсутствие конструкторов-разработчиков, современных технологий и элементной базы), и приводят к тому, что, например, разработку и модернизацию новой техники поручают московским институтам, хотя мощности для изготовления стоят “в горячем резерве” на Урале, а таксофон-автомат производства ГП “Вектор” морально и физически устаревает еще до начала массового производства. Более того, хотя “Вектор” с 70-х годов работает в области электромузыкальной и медицинской аппаратуры (первые “ФАЭМИ” и эхокардиографы родились именно там), эти сегменты даже внутрироссийского рынка принадлежат сегодня не ему.
Бум “отверточной” сборки электроники на уральских оборонных предприятиях закончился сразу, как только исчезла возможность выгодно ввозить азиатские комплектующие.
Кстати, нет не только микросхем, нет и конденсаторов, и сопротивлений, и электронных трубок. Да много чего нет, что раньше изготовлялось в ныне суверенных республиках СНГ. Разработать и изготовить это самим невозможно, купить — не на что. Раньше, когда предприятия ВПК денег практически не считали, можно было позволить себе закупать импортные телевизоры, чтобы снимать с них электронно-лучевые системы для своих ТНП. Сегодня на ГП ПО “Октябрь” создается региональный центр по производству печатных плат с применением отечественных материалов. С разными зарубежными фирмами заключены контракты на поставку технологического оборудования, обеспечивающего повышение их класса точности. Уже есть в “портфеле” заявки от 14 предприятий региона с номенклатурой 400 наименований и объемом поставок около 2 млн новых руб. Имеются заказы от других регионов с объемом поставок 1,2 млн руб. Но ведь на эти печатные платы нужно смонтировать высококлассные микросборки, и для этого нужно иметь не только сами элементы, но и соответствующие технологию и оборудование для монтажа.
Вот и судите теперь сами — все ли может уральская оборонка?
Миф третий:
“оборонку” спасет конверсия.
В 1997 г. оборонные предприятия области в рамках конверсии освоили серийный выпуск 67 наименований изделий на сумму 250 млн руб., что позволило сохранить 4000 и создать 340 новых рабочих мест. Предполагается, что в текущем году из областного бюджета будет финансироваться 47 программ 37 предприятий и организаций на общую сумму 53,5 млн руб., что даст возможность подготовить к производству не менее 60 новых видов изделий, дополнительно увеличить производство гражданской продукции на сумму более 200 млн руб., сохранить и создать свыше 4000 рабочих мест.
Насколько это решает проблемы? Сегодня каждое предприятие ищет свою нишу само, часто рассчитывая при этом на государственное финансирование в попытках переориентировать военные мощности. Основные перспективные направления: железнодорожная, нефтегазовая, строительная техника. Преуспевают больше те, кто раньше начал и раньше понял две вещи: возврата к старой системе госзаказа не будет и в одиночку ничего не добьешься.
Например, на ПО “Октябрь” (приборостроение) первые признаки конверсии ощутили еще в 1987-88 гг. по замедлению темпов авиационных заказов, и тогда же начали самостоятельный поиск новых образцов продукции у внешних разработчиков для загрузки производственных мощностей, а с углублением конверсии — и новых направлений деятельности. Совместно с Уральским отделением ВНИИЖТ и Свердловской железной дорогой предприятие начало разработку и производство микропроцессорных систем автоматизированного управления торможением локомотива САУТ-МП, САУТ-Ц, систем диагностики состояния колесных пар вагонов на ходу поезда “ДИСК”, “ДИСК-2”, вошедших в Государственную программу повышения безопасности движения на железнодорожном транспорте.
К сожалению, таких более-менее благополучных сегодня предприятий — раз, два и обчелся. Нижне-Салдинский НИИ машиностроения, являвшийся головным в отрасли по ракетным двигателям малой тяги для стабилизации и ориентации космических аппаратов и испытаниям ракетных двигателей больших тяг на криогенных топливах. В начале 90-х годов в связи с закрытием программы эксплуатации многоразовой ракетно-космической системы “Энергия-Буран” (криогенные кислород-водородные двигатели ракеты-носителя “Энергия” испытывались именно на стендах НИИ машиностроения) НИИ начал решать вопрос рационального использования уникальных возможностей криогенной испытательной базы как в интересах ракетно-космической промышленности, так и в целях внедрения криогенных технологий в другие отрасли промышленности. Тогда и были начаты в составе корпорации “КОМПОМАШ” работы, связанные с освоением производства и использованием сжиженного природного газа (СПГ) как перспективного топлива.
Есть, однако, и противоположные примеры. В области 8 заводов занимались выпуском боеприпасов. По словам Виктора Батуева, сегодня их гособоронзаказ равен нулю, но все производственные мощности являются мобилизационными, т.е. должны быть сохранены в “горячем резерве”. А выпускать что-то, кроме того, для чего они создавались, на этих мощностях невозможно — слишком специфичная технология. Отсутствие оборонного заказа для таких заводов, особенно если завод расположен где-нибудь в Невьянске или Бисерти, — полнейшая катастрофа. Их не спасет никакая конверсия.
Но даже в отраслях, где направления конверсии, на первый взгляд, достаточно ясны, как, например, в авиационном приборостроении, реальность весьма далека от ожиданий. Казалось бы, если предприятие производило авионику для военных самолетов, ему не нужно перестраивать мощности после сокращения военного заказа. Эту же авионику можно устанавливать на гражданских судах. Но здесь на проблемы самой оборонной авиапромышленности накладываются проблемы гражданской авиации: у нас армия заказала для себя за весь прошлый год 9 МИГов (а продано за рубеж 15 машин), но авиакомпании предпочитают, как известно, самолеты иностранного производства. Поэтому и предприятиям, которые традиционно работали на авиацию, приходится заполнять брешь госзаказа совсем новой продукцией. Вот и пытаются выпускать то осветительные табло, то бельевые прищепки.
А для чего-то более серьезного уже нужно новое оборудование, оснастка, финансы, наконец, совсем другие кадры, т.е. легче создать новое производство. По сути дела многие оборонщики так и поступают. Ведь что такое все эти многочисленные СП, дочерние предприятия и фирмы, работающие на свободных площадях и “временно свободном” оборудовании военных заводов на правах аренды? Это новые производства, выпускающие часто весьма далекую от родительской продукцию. И там, где это сделано, обратный путь уже практически невозможен (см. начало — опыт Режевского завода).
В итоге финансовая, социальная, производственная ситуация на таких, казалось бы, легко конверсируемых производствах не многим лучше, чем на тех, которые переводить на гражданские рельсы практически невозможно. Поскольку корни проблемы — не в самой сложности конверсии, а в принципе организации оборонного комплекса не только области, но и страны. Сегодня это разрозненные предприятия, не имеющие, с одной стороны, экономически грамотного координирующего центра (роль которого выполнял Госплан), а с другой — и свободы маневра.
По мнению г-на Батуева, корень именно в слишком узкой специализации — вся оборонная промышленность создавалась по технологическому принципу. Если один делает разъемы, у него уже рядом нет никакого другого производства.
Решение проблемы лежит в использовании мирового опыта — создании крупных корпораций, объединяющих предприятия, работающие на конечный продукт. Скажем, “Сименс” ведет производство электродвигателей всех типов и для гражданской, и для военной промышленности, в т. ч. и по государственному заказу (и борется за него!). Крупнейший производитель легковых автомобилей “Форд мотор компани” (57 заводов, 336 тыс. занятых!) выпускает и грузовики, и сельхозмашины, и электронные изделия, и военную технику. “Дженерал электрик” (173 завода в США и за границей) — электротехническое и атомное оборудование, ЭВМ, бытовые электроприборы, реактивные двигатели, синтетические алмазы, военную технику. Контролируя свой сегмент рынка полностью, такая фирма не зависит ни от постоянства госзаказа, ни от дотаций или инвестиций. Крупная корпорация может (и должна!) иметь головной институт-разработчик, играть роль “Госплана”, координируя объемы, направление производства и финансовые потоки.
В Свердловской области такие объединения можно собирать, скажем, вокруг НПО автоматики или НТХЗ “Планта”. Без восстановления связующего звена многие предприятия оборонного комплекса обречены. Четкое осознание этого окончательно сформировалось в середине прошлого года. К сожалению, пока только на местах. Правительству России, кажется, еще не до “оборонки”.
Миф четвертый:
проблему решит “свободная” торговля.
Для всех стран, сумевших пробиться на мировой рынок вооружения и военной техники (В и ВТ), торговля оружием — весьма прибыльное дело. В 1996-1997 гг. многие предприятия ВПК нашей области, да и всего Урала, стремились компенсировать снижение оборонного заказа увеличением экспортных поставок. По мнению руководства области, объем потенциального внешнего рынка вполне способен обеспечить загрузку производственных мощностей регионального ВПК. Примером может служит ГП “Завод № 9”, который получил крупный экспортный заказ на новую современную пушку (600 шт.). Орудие имеет лучшие в мире тактико-технические данные: дальность стрельбы — 50 км при точности до 1 м. Хочется порадоваться за предприятие, для которого появился “свет в конце тоннеля”, однако не дает покоя одна мысль — своя армия не заказывала ни одной единицы, а ведь у нее на вооружении пушки с дальностью 20 км при точности 15 м. И вовсе не факт, что проданное в одну страну, это лучшее в мире оружие не попадет разными путями в совсем другие руки. Как говорится, за державу обидно.
Но развитие экспорта вооружений объективно необходимо, и областные власти предпринимают усилия, чтобы помочь в этом предприятиям. Для активизации процесса добились открытия представительства ГК “Росвооружение”. Пока эта структура себя не проявила, кроме естественных трудностей чисто организационного периода мешают сложности, связанные с бесконечными реорганизациями самого “Росвооружения”. Предприятия ВПК обвиняли компанию в пренебрежении к региональным производителям, “мелким” с точки зрения глобальных масштабов контрактам, в неповоротливости бюрократического аппарата и несколько “вольном” обращении с оплатой за произведенные поставки.
Сегодня как раз неопределенность ситуации в “Росвооружении” стала сдерживающим фактором для многих наших заводов: к примеру, УОМЗ успешно провел предконтрактные переговоры с одной из стран Азии, но контракт компанией так и не подписан. А как известно, в мире бизнеса свято место пусто не бывает, протянули с подписанием — потеряли покупателя.
Весь 1997 г. звучали довольно громкие требования дать предприятиям право самостоятельной международной торговли оружием. Возможно, потому, что все претензии к “Росвооружению”, как говорится, имели под собой реальную почву, а может, потому, что очень активно работали локтями, некоторые такого разрешения добились.
Вопрос в том, как его реализовать? Куда пойдет Курганский завод со своим правом прямой продажи бронетехники? 100 штук готов купить у него Пакистан, но выдвигает ультимативные возражения Индия, сама Индия не прочь приобрести эту технику, но такая сделка вступает в противоречия с интересами Китая. А вспомним тот международный скандал, что развернулся вокруг предполагавшихся поставок вооружения на Кипр. Даже контракты на поставки запчастей к уже проданной за рубеж технике (на самостоятельности в этой части особенно настаивают оборонщики региона) наталкиваются на международную политику страны. Да и откуда взять столько опытных дипломатов-бизнесменов, чтобы добиться успеха на рынке, где прочно обосновались “акулы империализма”?
Возможно, и здесь более правильный путь — концентрация, объединение региональных предприятий по виду выпускаемой техники. Таким корпорациям и выход на международную арену будет по плечу. Но и в этом случае необходима четкая государственная политика и поддержка.
Как сложится дальнейшая судьба нашей “оборонки” — покажет время. Если формирование оборонной доктрины, решения по акционированию, реструктуризации и финансированию и в этом году заблудятся в политических коридорах, а избавление от веры в мифы и чудеса так и не наступит, может случиться, что “точка возврата” уже будет пройдена. Фактор времени сегодня становится решающим.
Автор выражает признательность зам. директора Департамента промышленности и науки правительства области Г.В.Джербинову и исполнительному директору Союза предприятий оборонных отраслей промышленности Свердловской области В.И.Батуеву за помощь в подготовке материала.
Использованы также публикации журнала “Конверсия в машиностроении”, № 4, 1997 г.