«Инфляция становится инертной и не может остановиться в одночасье. Она приходит на годы»

Константин Юрченко, кандидат экономических наук, доцент кафедры внешнеэкономической деятельности УрГЭУ:

— В 2021 г. на фоне глобальной эйфории по поводу восстановления после коронакризиса мир столкнулся с неприятным побочным эффектом быстрого роста. Инфляция, с которой целые поколения граждан некоторых стран сталкивались только в книжках, вновь напомнила о себе, превратившись в экономическое послесловие пандемии.

На фоне других стран, инфляция в которых составила от 5 до 7%, Россия оказалась в числе лидеров по росту цен. Скупые официальные оценки сообщили о 8,4% инфляции в 2021 г., в то время как независимые экспертные оценки иногда удваивали это достижение. И это все после безмятежных 4% в 2018-2019 гг. Что произошло и чем нам грозит инфляционный рецидив?

Официальные СМИ любят повторять мантру о том, что случившаяся в стране инфляция — это следствие мировых процессов, связанных с масштабной денежной эмиссией, раздачей денег налево и направо в антикризисном угаре и слишком быстрого восстановления, вызвавшего дефициты и толкнувшего цены вверх. В общем, виновата во всем открытость нашей экономики. Однако как обычно, все не совсем так.

Даже обнародованные цифры такой аргументации поддаются плохо. Инфляция в России оказалась заметно выше, чем в других странах, несмотря на то что они раздавали вертолетные деньги, а российские власти — практически нет.

К тому же сложно предположить, что Россия более открыта, чем, например, ЕС, где инфляция, тем не менее, оказалась ниже. 

Тезис о раздаче вертолетных денег гипотетически хорошо попадает в русло, проторенное учебниками, правда, довольно старыми. Когда-то, когда ведущие страны мира были еще довольно небогатыми, рост количества денег на руках населения действительно выливался в повышенные расходы на потребительских рынках и толкал цены вверх. Это было справедливо еще лет 40 назад на волне невероятной популярности идей Нобелевского лауреата Милтона Фридмана. Но сегодня избыточные деньги скорее послужили причиной бума на фондовом рынке (тоже, кстати, аномального на фоне экономического спада, но это уже другое), поскольку пошли не на рост потребления уже весьма обеспеченного населения, а на сбережения вот в такой форме.

Мировая инфляция стала следствием резкого старта с низких значений кризисного 2020 г., к чему оказались не готовы ни производственная, ни транспортно-логистическая системы. Да, это инфляция спроса, но не в потребительском секторе, а в секторе В2В.

Возникшие дисбалансы довольно успешно решаются, и уже к осени 2022 г. мировая инфляция вернется к своим обычным значениям. Для России же наиболее вероятный сценарий развития событий видится несколько иным.

Безусловно, нельзя отрицать присутствия в российской инфляции глобального фактора: все же, мы, на самом деле, открытая экономика. Но и преувеличивать его значения не стоит. Еще в 1960-е годы известный ученый Александр Гершенкрон настаивал на том, что все происходящее в стране объясняется внутренними факторами и решениями в гораздо большей степени, чем влиянием извне. Вот и в российской инфляции внутренних причин больше, чем внешних.

Верная своей традиции из двух зол выбирать наибольшее либо оба, Россия, несмотря на свою непростую инфляционную историю и опыт, собственноручно закрутила инфляционную спираль.

Напомню, что механизм инфляции спроса, когда быстро растущий спрос порождает дефицит и (так устроена рыночная экономика) толкает цены вверх, чтобы дефицит не стал тотальным, помимо прочего, влечет еще и побочный положительный эффект. Видя растущую за счет инфляционного роста цен рентабельность, производители расширяют производство. Экономика растет, и даже несмотря на то, что большую часть этого роста съедает инфляция, в результате снижается безработица и рынки оживляются. 

Хуже с инфляцией издержек, которая возникает из-за внезапного роста цен на сырье или энергоресурсы. Начавшийся рост себестоимости перекладывается на покупателей без побочного эффекта в виде роста производства. Такая инфляция просто снижает покупательную способность, не давая обществу ничего взамен. И заканчивается она по мере того, как ресурсы перестают дорожать. Еще куда ни шло, если инфляцию издержек приносят с собой цены на импортное сырье, заменить которое нечем. Однако совсем плохо, если ее удается сотворить своими руками, не выходя за пределы страны. 

Но все это меркнет перед инфляционной спиралью, о которой много было написано в исследованиях Фредерика Мишкина, Бена Бернанке и других экономистов. Она, как правило, запускается именно ростом издержек, а далее к ней добавляется механизм инфляции спроса. И инфляционная музыка вот этого тяни-толкая может быть вечной.

Чаще всего про инфляционную спираль говорят: «Во всем виноват… энергетик». Повышая цены на ГСМ либо тарифы на электроэнергию, которые в качестве элемента себестоимости входят в цену любого товара и услуги, он, энергетик, в конечном итоге, сталкивается в том числе с ростом закупочных цен оборудования и материалов для себя, повышает тарифы вновь и далее по кругу, точнее, по восходящей спирали.

Возникающие при этом инфляционные ожидания стимулируют инфляцию спроса (многие стремятся купить «побольше и впрок, пока не подорожало»). Эти встречные механизмы не только поддерживают, но и усиливают друг друга, особенно если инфляционные ожидания оправдываются. Сама же инфляция становится очень инертной и не может остановиться в одночасье. Она приходит на годы. 

Повышение цен и тарифов предприятиями ТЭК становится тем более вероятным, чем более сильной рыночной властью они обладают (последняя становится абсолютной при их монопольном положении на рынке). На конкурентном энергетическом рынке, где потребителю безразлично, у кого из поставщиков приобретать энергоносители, последние вынуждены конкурировать между собой снижением либо, по крайней мере, недопущением роста цен. На неконкурентном рынке цены растут всегда. 

Ключевым внутренним фактором российской инфляции является именно высокий уровень монополизации в целом ряде базовых отраслей экономики.

«Роснефть», «Газпром», ЕЭС, РЖД, «Аэрофлот», Сбербанк обладают чрезмерной рыночной властью и их поведение носит явно проинфляционный характер. Причем рынок уверен в том, что их аппетиты будут расти и дальше, особенно в тех ситуациях, когда экспортные доходы сокращаются из-за периодического падения мировых цен на нефть либо из-за геополитических игр и вызванных их последствиями ограничений. Наказание за недополученные доходы несет на себе конечный потребитель. Так закручиваются инфляционные спирали в нашей стране: механизм не смертельный, но неприятный.

По какому-то стечению обстоятельств перечисленные выше компании — это госкорпорации. Их собственник вроде как проводит антимонопольную политику, но налицо конфликт интересов, а бороться с самим собой у нас не принято в принципе. Поэтому инфляционные риски с этой стороны будут сохраняться. А в общем фонтане инфляции это та самая выталкивающая струя, которая задает общую картину.

Но и это еще не все. Фиаско подкралось незаметно. Недавно аналитики отметили, что за минувшее десятилетие доля крупных производителей в структуре поставок агропродовольственной продукции удвоилась. Налицо ползучая, но очень настойчивая концентрация рыночной власти в АПК. А его продукция формирует базовую часть потребительской корзины, так как это продукты питания. За последнее время хедлайнерами инфляционного роста цен становились то куриные яйца, то морковь, то капуста. Монополист всегда будет драйвить инфляцию. И, кстати, розничные торговые сети, которые принято ругать за растущие цены, здесь ни при чем. Лезть к ним с госрегулированием розничных цен — ошибка, которой надо избежать. Между ними как раз конкуренция, а вот поставщики постепенно консолидируются и тянут цены вверх.

Согласитесь: не может морковь, которую вы вырастили за лето, уложили в хранилища к октябрю и все связанные с ней фактические издержки учли в цене, взять и объективно подорожать, например, в апреле. 

Причем для большей части населения, которое весьма небогато (не будем забывать, что при катастрофическом экономическом неравенстве, сложившемся в России, медианные значения доходов сильно ниже средних, которые и сами-то невелики) именно цены на продукты питания формируют стоимость жизни. Коэффициент Энгеля, характеризующий долю расходов на еду в бюджете домохозяйств у нас устойчиво растет и по итогам прошлого года составил 0,465 (а ведь лет 11 назад он был всего 0,27), показывая непозитивную динамику бюджетов беднеющего населения. Вот так вот «праздник к нам приходит»: через энерготарифы и цены на продукты питания.

А еще немножко инфляции нам додают контрсанкции и, как следствие их — частичное сворачивание открытости экономики. Помните, в августе прошлого года морковь ракетой взлетела в цене по причине того, что старый урожай закончился, а новому еще срок не подошел? В любой стране такой дефицит моментально нивелируется импортными поставками, иначе рост цен неизбежен. Наша страна тогда как обычно выбрала именно второй вариант: ни грамма, ни сантиметра турецкой или египетской моркови свежего урожая по 35 рублей, только свою прошлогоднюю за 100+.

Вот так разного рода институциональные неприятности по принципу ухудшающего отбора уживаются и приживаются в России, стимулируя инфляцию, которая на фоне снижающихся восемь лет реальных располагаемых доходов вносит свой вклад в снижение уровня благосостояния населения.

И вот тут как раз и возникает главный вопрос российской интеллигенции, сформулированный когда-то классиком: что делать? Ситуация не является ни катастрофической, ни уникальной. Во-первых, даже если исходить из самой нескромной оценки инфляции в 16+%, вспомним, что в самом начале 2000-х она была не ниже. Но растущая тогда экономика наращивала наши доходы еще большим темпом и реальное благосостояние населения росло. То есть проблема не в нынешних темпах инфляции, а в длительное время нерастущих доходах.

Сегодня сложившиеся в экономике механизмы блокируют рост доходов населения. Почему — поговорим в следующий раз. Второй вариант снижения темпа инфляции подсказывает относительно недавний опыт Южной Кореи. Когда экономика страны оказалась буквально разгромлена волной финансового кризиса 1997-1998 гг. и не смогла из-за громоздкости своих рыночных структур адаптироваться к рискам валютного обвала, была проведена демонополизация многих чеболей, и этого оказалось достаточно, чтобы восстановить экономику и не допустить падения уровня жизни граждан. Путем очень нехитрых и не сильно глубоких экономических реформ ситуация выправилась. К многостороннему экономическому опыту Южной Кореи вообще стоит присмотреться, поскольку он очень интересен для понимания нашего весьма вероятного будущего, как опыт Северной Кореи познавателен с точки зрения осязания нашего несчастного экономического прошлого.

И действительно, будь на месте «Газпрома» до десятка независимых друг от друга частных газодобывающих компаний, а вместо «Роснефти» и «Лукойла» — тоже десяток независимых игроков, глядишь, и цены на бензин у нас тоже шагали бы не только вверх, но и вниз, когда мировой рынок охлаждается. С РЖД и ЕЭС, конечно, сложнее, но в мире наработан опыт успешного госрегулирования цен естественных монополий.

Не только инфляционные спирали ослабнут, но и 140 с лишним миллионам человек станет жить экономически проще. А разве не это цель госуправления? Чуть менее комфортно станет лишь нескольким сотням физлиц, сидящим на вершине собирания денег госмонополиями.

А их мнение играет большую роль в нашем государстве побеждающей социальной справедливости. По причинам институционального характера ожидать антимонопольных перемен в ближайшее время не приходится. Поэтому инфляция в нынешнем году, скорее всего, сохранится. Сохранятся и выросшие из-за нее процентные ставки, которые придавят инвестиции и располагаемые доходы населения. Что обидно: и денег в острую фазу кризиса не раздали, и инфляцию все равно получили. Впрочем, как обычно: из двух зол выбрали оба.

Читайте также на DK.RU: «Когда заходит государство со своими правилами игры, все летит к чертовой матери»