Зубаревич: «Этот кризис совсем не от слова "отжался". Мы еще летим, дна не нащупали»

В марте и апреле российская экономика уже начала реагировать на введенные санкции: в части отраслей приостановлено производство из-за нехватки комплектующих, другим приходится переориентироваться на восточные рынки сбыта, говорит Наталья Зубаревич, профессор кафедры экономической и социальной географии географического факультета МГУ. Сокращается и производство нефти, что ударит по федеральному бюджету.

— Какой мы сейчас получили кризис? Опять не такой, как два предыдущих. Кризис 2015 г. — «Упал и очень медленно отжался»: на восстановление ушло четыре года, а по доходам населения не «отжались» до сих пор. Кризис пандемии — упал, три месяца подумал, а потом за счет эффекта базы вернулся: 2021 г. мы закончили очень неплохо, ковидный спад был преодолен. 

Консенсус-прогноз Белоусова и Кудрина по этому кризису — падение ВВП на 10%. И Кудрин осторожно сказал, что это самая мягкая оценка, потому что мы не знаем, будет ли шестой пакет санкций, и какой. Хуже было только в первые годы после распада СССР, когда были годы с падением на 15%. И хочу подчеркнуть очень важную вещь: этот кризис совсем не от слова «отжался». Мы еще летим, дна не нащупали. Кризис долгий, тяжелый, жесткий.

Первый риск: уход компаний из России. Сейчас полноценно работают четыре автомобильных завода: УАЗ, ГАЗ, китайский Haval в Тульской области и на Дальнем Востоке СП «Соллерса» и Mazda. «КамАЗ» пыхтит, но у него большие проблемы с комплектующими. Количество ушедших торговых сетей зашкаливает, непродовольственный рынок очень сильно оголился. 

Санкционные запреты растут один за другим. Во второй половине года будет закрыт экспорт угля в Европу, закрыли экспорт древесины, под вопросом нефть. Санкции по поставкам транспортного, нефтегазового, энергетического оборудования и комплектующих, лесоперерабатывающего и целлюлозно-бумажного оборудования, химического машиностроения.

Этими санкциями накрыты как экспортные отрасли, так и наиболее продвинутые российские, вроде производства вагонов и локомотивов, некоторых видов энергетического оборудования.

Третий риск — снижение спроса на Россию: российское экспортное сырье плохо покупают. За исключением цветной металлургии — там все нормально, дефицит и гигантские цены. Но есть и проблемы: Австралия ввела санкции на поставку глинозема и бокситов, а это 20% сырья «Русала». И не работает Николаевский глиноземный завод — это еще 10%.

Снижение спроса продаж танкерной нефти за март — порядка 20%. Как следствие, мы уже имеем проблемы с производством. Если сырье плохо покупают на экспорт, начнется беда с продажами мазута. Мазут входит в цепочку нефтепереработки, более половины его шло на экспорт. А раз так, как мы будем бензин производить? Это же непрерывное производство, в нефтепереработке все разделяется одновременно.

Логистический отказ. Грузы не страхуют, плохо проходят платежи, крупнейшие логистические компании отказались возить грузы в Россию. Медикаменты, непродовольственные товары, оборудование, гаджеты — их возят в контейнерах. Сейчас логистический хаос и легко преодолеть проблему сжатия контейнерных перевозок невозможно. Альтернатива — китайские контейнерные компании, они возят на Дальний Восток, а дальше надо по Транссибу. Но он и так забит под завязку: 50-60% его перевозных мощностей занимает российский уголь. Значит, надо двигать угольщиков, которые и так уже не могут возить в Европу и хотели бы перенаправить поставки на Восток. Но сквозь игольное ушко не пройдешь. А тут еще надо добавлять на Транссиб контейнерные поезда — иначе будут исчезать потребительские товары.

Российские власти тоже внесли свой вклад, не по-умному запретив в марте часть сырья для производства фанеры, наказав тем самым Финляндию. Ограничения на экспорт зерна введены давно, сейчас ввели ограничения на экспорт подсолнечника и подсолнечного масла. 

Удар по развитым регионам

Что в итоге? Девальвацию вроде отыграли, но все понимают, что курс искусственный. Первая причина: бизнесу, в том числе уходящему иностранному, нельзя продать за рубли и купить валюту — запрет. Вторая — огромный приток экспортной выручки и сократившийся на 40% импорт. 

Инфляция — 17%, далее будем смотреть. Обеднение населения неизбежно. Именно сжатие платежеспособного спроса сейчас тормозит инфляцию — люди просто меньше покупают. Довольно скоро мы дождемся снижения предложения товаров — затык в контейнерных перевозках означает, что бизнес не пополнит складские запасы, которые они сейчас распродают.

С безработицей очень много непонятного. Будет ли стандартный для любого кризиса уход в тень малого бизнеса и, возможно, даже самозанятых?

В промышленности надо смотреть за регионами, которые производят больше всего. Основные производители промпродукции за 2020 г. — нефтегазовые и угольно-металлургические регионы. По ним эти санкции бьют полностью. Пока неясно, что будет с Ханты-Мансийском. И, наверное, последними будут газовые санкции, но это означает, что спад промпроизводства в России точно будет сильнее, чем спад ВВП. Напоминаю, что в кризис 2009 г., который глобально возник совсем по другим причинам, ВВП упал на 7%, а промпроизводство — на 11%. 

Какие регионы страдают в первую очередь? Машиностроительные: уход западного автопрома ударил очень сильно по Калуге и Калининграду. В Ленобласти их тоже много, но в Санкт-Петербурге большой рынок труда. В Самарской области на «АвтоВАЗе» нет комплектующих и как будут поставляться чипы, большой вопрос. В регионах транспортного, энергетического, нефтегазового, нефтехимического машиностроения высока доля импортных комплектующих, а сейчас еще и введен прямой запрет на поставки оборудования.

Географически пострадают и Центр, и Северо-Запад, и Поволжье, и Урал, и Тюмень, где развито нефтегазовое машиностроение. Что будет делать Кемеровская область — большой вопрос: четверть экспорта шла в Европу, на Восток все не перенаправишь. Значит, будет снижение объемов производства, а это означает сжатие занятости. 

Сокращение добычи нефти. Сейчас прошли оценочные данные о том, что было в первые две недели апреля — минус 6%. Скважины уже начали затыкать, потому что столько нефти внутри не надо. А на НПЗ больше не поставить, потому что некуда девать мазут. Поэтому объемы производства нефти и нефтепродуктов будут сокращаться.

Мой прогноз по разговорам с нефтяниками — в первую очередь будут закрывать низкодебетовые старые скважины, которые потом вряд ли можно будет откупорить без бурения рядом новых.

По нефтехимии: «Сибур» — экспортная компания, хорошая, модернизированная. У них тоже будут проблемы с продажами, и сейчас они ищут варианты альтернативных поставок. Китайцы останавливают финансирование Амурского газохимического комплекса. «Арктик СПГ» достроен на 80%, но не укомплектован оборудованием, на его поставки введен запрет. Альтернатив западному оборудованию нет. Проект, скорее всего, накрывается медным тазом. 

По черной металлургии: введен запрет на ввоз в Евросоюз почти всего, кроме слябов, под санкциями 3-4 собственника. В лесной и целлюлозно-бумажной отрасли — запрет на ввоз из России, сокращение производства целлюлозы. Сибирские заводы продают на Китай, а Карелия, Архангельск и Коми в основном продавали на Европу. Как они сейчас будут разруливать, не очень понятно. Частичный запрет на экспорт алмазов — проблема бюджета Якутии и двух моногородов.

Что будет с инвестициями? Уже грохнулись кредиты бизнесу, на 23% или больше к тому же периоду прошлого года. А значит, снизятся и инвестиции. Но еще одна фишка — за последние три года доля Москвы в инвестициях выросла с 15% до 21%. Плюс Мособласть — это уже больше четверти всех инвестиций в стране.

Разговоры про то, что сейчас нацпроектами и чем-то еще мы поправим инвестиции в регионах — это в пользу бедных: какие-то деньги будут выделяться, но это не поменяет картину. Потому что четверть — Московская агломерация, еще 11% — Тюменская область с автономными округами. Продолжат ли так инвестировать в Москву? У московского бюджета денег много. 

Что будет с жилищным строительством? Вопрос, насколько широко введут льготную ипотеку. На Московскую агломерацию в прошлом году пришлось 18% всего ввода жилья, на Петербургскую — еще 7,5%. Складываем и получаем 26% — каждый четвертый квадратный метр в стране вводится в двух агломерациях. Здесь концентрируется платежеспособный спрос. В то же время объемы ввода жилья точно сократятся. Если подешевеют металл и лес, может, не сократится индивидуальное жилищное строительство. Где пройдет это сокращение — в местах, где жилье больше всего востребовано и где концентрируется платежеспособный спрос, или в региональных центрах? Объем ввода жилья во всем Дальнем Востоке — 3%. Там, где строители будут чувствовать, что не продадут это жилье, там строительство свернут скорее. Пока мы видим очень понятную политику девелопмента: быстро достраивать то, что в высокой степени готовности и замораживать проекты на начальной стадии.

Розница 2021 год закончила очень хорошо, полностью перекрыв спад 2020-го. Но уже с сентября рост начал замедляться — у народа денег не хватает. Сейчас мы понимаем: падения розницы с такой инфляцией не будет, но непродовольственная розница сожмется точно. По кому ударит сильнее? Москва, область, Петербург — 29% всей легальной розницы в России. Скорее всего, по ним и ударит. Но там и самый спрос. Две тенденции работают друг против друга.  

Что будет с сектором услуг? Первое, что делают люди, когда беднеют, — сокращают потребление услуг. Ковидный спад не был перекрыт в 46 регионах. Значит, там этот спад будет сильнее, чем в Москве и Московской области.

Масштабы роста безработицы и падения доходов неясны

Про рынок труда. Первый риск — сжатие производства в обрабатывающих отраслях промышленности: машиностроение, черная металлургия, лесообработка и так далее. Будет ли это сокращением занятости? Не уверена: наверняка, как водится, посадят на частичную оплату труда.

Торговля, авторемонт, гостиницы — все это тоже будет сжиматься, за исключением продовольственной торговли. В трети регионах доля занятых в этих услугах превышает 20%. Это прежде всего крупногородские регионы, там, где концентрируются услуги. И частично — несколько полудепрессивных регионов, где промышленности очень немного и народ суетится в секторе услуг, это хоть какая-то работа для МСБ.

В ковидный год локдауны были, но безработица по методологии МОТ выросла очень несущественно. Самый высокий уровень безработицы был в феврале 2009 г. — 9%. Сейчас прогнозы дают 7,5-8%. Пока с ними соглашусь, потому что режим неполной занятости будет включен на максимум. Почти не сомневаюсь, что, когда станет сурово, власти включат опробованный механизм резкого расширения входа в зарегистрированную безработицу, как в ковидный год, когда она выросла в 5,5 раза: облегчили регистрацию, увеличили пособие до прожиточного минимума, по 3 тыс. руб. давали на ребенка, и народ побежал. В первом пакете мер, предложенных правительством, нарисованы те же 94 млрд руб., которые потратили в 2020 г. на поддержку занятости. Только тогда максимум этой программы действовал четыре месяца.

Вы уверены, что сейчас потребуется программа только на четыре месяца? 

Наличие детей очень сильно ведет к бедности, поэтому поддержка малоимущих семей с детьми от 7 до 16 лет с ежемесячным пособием — абсолютно правильная мера. На нее выделено около 300 млрд руб. Хватит ли? Непонятно. 

Что происходило с доходами населения? Напомню, что с 2013 по 2019 гг. реальные доходы упали на 6,5% после всех корректировок Росстата — он всегда корректирует в мягкую сторону. Еще на 2% они упали в 2020 г., и мы оказались на уровне 2012 г. В 2021 г. вышли на рост 3,4%, но как? Москва и Питер — плюс 8,5%, Мособласть — 7%, а Приволжский, Уральский, Сибирский и Дальневосточный федеральные округа — 1% или меньше.

Выскочили из ковидного спада доходов прежде всего крупнейшие города страны, с более модернизированной структурой потребления.

Пока оценки падения на 5-10% — тыкание пальцем в небо: мы не знаем масштаба программ поддержки населения, которые заявит правительство. Любое ухудшение на рынке труда выбрасывает вниз тех людей, у кого доходы чуть выше прожиточного минимума. 

Зависимость федерального бюджета от нефтяной ренты гигантская. В хороший год, как в 2014-м, 27% всех налоговых доходов федерального бюджета обеспечивал Ханты-Мансийский автономный округ. В плохой год — 18%, но все равно это главный источник. Добавьте 9% Ямала и все станет понятно. 

Что регионы могут сделать сами? Ничего, потому что у них нет ресурсов. Можем ли мы сделать маневр ресурсов и оставить регионам больше налогов, чтобы они распределяли их? У трех четвертей регионов в федеральный бюджет идет очень немного налогов, а в основном деньги дают нефте- и газодобывающие регионы. Если там будет большая просадка — это проблема прежде всего федерального бюджета, а у добывающих регионов «полетит» налог на прибыль. В остальных же ничего перераспределять уже не получится — придется только помогать.

Ранее на DK.RU: «Идите в "айтишный ширпотреб"». Экономику России ждет упрощение. Как быть и где работать?

Материал написан на основе выступления спикера на открытой дискуссии АРБ