Физика и лирика в банковском деле

Филиал банка "Уралсиб" появился в Екатеринбурге около года назад. Банк из Башкортостана уже сейчас второй в стране по рыночной капитализации, однако ставит перед собой сверхамбициозную задачу - стать лидером российского финансового рынка. Естественно, для реализации этих планов необходимы не просто профессионалы. Требуются яркие индивидуальности. В Екатеринбурге филиал "Уралсиба" возглавил Вячеслав Григорьев. Говорят, он один из лучших банковских менеджеров в городе. И, вероятно, единственный среди них, кто увлекается сразу двумя экстремальными видами спорта - виндсерфингом и сноубордом.

Комиссар отряда "Фотон"

В юности Вячеслав Григорьев к карьере банкира совсем не стремился. В конце 70-х, когда он заканчивал школу, эта профессия считалась чем-то заурядным, уделом отличниц с соответствующей внешностью. Другое дело - физик-ядерщик, такой, как герой фильма "Девять дней одного года". 

- В школе я мечтал о карьере ученого. Это были даже не мечты, а какие-то образы будущего: лаборатории, горы научных приборов, переплетения проводов. Словом, все как на физтехе УПИ. Я туда ходил в Школу юного физика. А занимались с нами наиболее интересные молодые преподаватели.

- То есть при выборе вуза сомнений у вас не было?

- Физтех УПИ для меня всегда был лучшим. Я уже тогда отчетливо понимал, что это не просто факультет, это марка. Кроме нашего, таких в стране было всего три: московский физтех, МИФИ и факультет в Томске. Они создавались в самое горячее время - в конце 40-х как площадки для подготовки физиков-ядерщиков. И я думал, что, наверное, буду работать на атомной станции. Мне действительно пришлось там поработать - на Белоярке, в стройотряде. У меня есть знак "Строителю БН-600".

- О ССО сегодня добрым словом вспоминают многие успешные бизнесмены. Там они впервые почувствовали вкус денег.

- Естественно, в стройотрядах все стремились заработать. Но я бы не сказал, что в физтеховских отрядах все было пронизано духом денег. Помню, однажды после стройотряда я купил себе магнитофон - такой отечественный Hi-Fi, катушечный, вертикальный. Но гораздо важнее другое. Стройотряд был школой жизни - реальной, а не какой-то академической моделью. Это как попасть в армию в 18 лет и словно получить обухом по голове. Там человек взрослеет, становится мужчиной. А в стройотряде с ним происходят еще более глубокие изменения. Тут осознаешь: то, чем ты занимаешься, - настоящее, большое дело, и никто ничего исправлять за тобой не будет. Показывают: вот участок, на котором вы должны проложить железную дорогу. О ней-то и думаешь все время. А не о деньгах. Стройотряд моментально делал человека ответственным, целеустремленным, сильным. Учил руководить людьми.

- А вы чем-то руководили?

- Практически все время. Был сначала комиссаром, потом бригадиром. Я только командиром не был.

- В годы учебы вы ведь не только рельсы прокладывали.

- Да нет, конечно. Учился я хорошо и поэтому сразу получил предложение об аспирантуре. В первый же год опубликовал статью в зарубежном журнале.

- Гонорар был приличным?

- Мне полагались какие-то небольшие деньги - около $20, но их я так и не получил. Я нисколько не переживал, потому что для начинающего ученого зарабатывал неплохо. Помимо стипендии аспиранта, я еще работал на полставки по хоздоговорам у себя на факультете. Выходило рублей двести сорок. Зарабатывать столько да еще любимым делом заниматься... Мне хватало - выше крыши.

- Я знаю, вы стажировались в Германии.

- У меня были еще приглашения в Голландию и в ЮАР. Но, чтобы поехать туда, Минвуз должен был выделить место. От этого зависело финансирование. В те годы на вуз - на пять тысяч человек - выделяли два-три места. С Германией было проще. И я проработал там два года.

- Были шансы там остаться?

- Предложения такие были. Но время тогда было самое неудачное, сразу после объединения Германии. Ученым из Восточной Германии потребовались рабочие места. На то место, куда приглашали меня, одновременно претендовало 3-5 немцев. Конкуренция была слишком острой.

- Но российская наука тогда тоже переживала не лучшие времена.

- Я это видел и понимал: если страна будет рыночной, у государства просто не хватит денег, чтобы содержать 5 миллионов ученых. Да и тема моя - физика ускоренных ионов - очень специфическая и требует больших инвестиций. Я сказал себе: сильные люди должны найти новое место. Надо было пробовать себя в абсолютно необычной роли. К неожиданностям я был готов.

 

Изменение траектории

В учебниках по менеджменту есть типаж - менеджер, ориентированный на успех. Это такой ванька-встанька: чем сильнее внешнее давление, тем сильнее его стремление восстановить статус-кво. И хотя по должности Вячеслав Григорьев еще не был менеджером, главным - стремлением к успеху - он обладал. А интеллект ученого позволил легко постигнуть главные закономерности банковского дела.

- Как на вашем жизненном горизонте возник банк?

- Сокурсник предложил. Сказал: я уже полгода в банке работаю. Может, попробуешь? Я ответил: почему бы и нет? Два иностранных языка я знаю. В воображении тут же сформировалась новая картинка: международные деловые контакты, мелькание стран... Обратите внимание: опять-таки никаких денег, только красивые романтические образы. Хотя то, что у банковских работников с заработками все в порядке, грело душу. Так я стал экономистом в Уралвнешторгбанке.

- Вычисления, которыми пришлось заняться, не показались вам после фундаментальной физики примитивными?

- А мне сразу поставили несколько задачек, которые потребовали нетривиального подхода. Например, руководство банка не могло понять, что происходит с валютным балансом. Дело вот в чем. Курсы валют меняются каждый день. Чтобы сформировать единый баланс в рублевом эквиваленте, необходимо проводить ежедневную переоценку. Но бывало так: доллар устойчиво растет, вчера и сегодня. Казалось бы, курсовая разница тоже должна устойчиво расти. А на деле - вчера выросла, сегодня упала. Никто не мог понять, почему так происходит. Искали погрешности в учете, ошибки в системе автоматизации. Вот председатель правления и поручил мне с этим разобраться.

- И что вы выяснили?

- Причина оказалась очень простой. Уралвнешторгбанк тогда работал, по-моему, с восемью валютами. И в отдельные дни сумма операций, скажем, с немецкими марками, была много больше, чем с долларами. А марка по отношению к доллару могла падать. Вот откуда возникала отрицательная курсовая разница. Поверьте, дойти до этого крайне простого с сегодняшней точки зрения решения тогда было невероятно сложно. Ведь мультивалютные балансы были в новинку даже для опытных банковских работников.

- И как долго вы решали подобные задачки?

- Уже через полгода я перешел в екатеринбургский филиал банка "Возрождение" - первый филиал московского банка в нашем городе. И через месяц стал руководителем отдела. Он назывался отделом внешнеэкономической деятельности, но в реальности это был валютный отдел. Потом я "дорос" до заместителя управляющего, а через 3 года перешел в филиал Внешторгбанка.

- Когда вы решали менять места работы, что для вас было самым важным - улучшение материальных условий или перспективы профессионального роста?

- Сложный вопрос. Попасть в крупный, динамичный, значимый банк с устойчивой репутацией - важнейший мотив. Профессиональные перспективы, наверное, важнее денег, которые ты получаешь сию секунду. То есть надо заглядывать даже не в завтрашний день, а в послезавтрашний. Я бы так сказал: делая шаг, ты не должен приближаться к концу. Должно быть иначе: чем шире шаг ты делаешь, тем большие перспективы должны открываться. Но на самом деле дилемма, о которой вы сказали, искусственная. В банках, интересных с точки зрения профессионального роста, как правило, и материальные условия предлагаются лучше.

 

Движущая сила карьеры

До того как Вячеслав Григорьев перешел в "Уралсиб", траектория его карьерных перемещений описывается просто - строго вверх: региональный банк - филиал крупного московского банка - филиал федерального банка. В прошлом году линия движения изменилась. Назначение на должность управляющего филиала банка, регионального по месту регистрации, но с федеральным размахом - шаг вверх и в сторону. В сторону от накатанного пути из регионов в столицу.

- Что вас побудило уйти из Внешторгбанка? Он вам показался недостаточно динамичным?

- Казалось бы, лучше Внешторгбанка места не бывает: элита российского банковского сообщества, о нем  говорят с придыханием. Такой же великий и непотопляемый, как Сбербанк, зато не такой неповоротливый. Семьсот зарубежных корреспондентов, гигантский капитал. У руководителя этого банка одна дорога: в заместители министра финансов, не меньше. Поэтому, когда мне

предложили пост топ-менеджера Башкредитбанка, я просто удивился: что за банк такой, в котором не постеснялись предложить перейти к ним работать сотруднику Внешторгбанка? На что рассчитывали? Видимо, это удивление меня и зацепило. Я ответил: да нет, спасибо, я не планирую никуда переходить, но стал узнавать, что это за учреждение. Выяснил движение в рейтингах, капитал, и мне стало ясно, что это не рядовой региональный банк, каких много.

- Тем не менее вы продолжали работать во Внешторгбанке.

- По-настоящему поворотным моментом для меня стала встреча с президентом банка Азатом Курманаевым. Он производит совершенно мощное впечатление: поток энергии, интереса к своему делу. От него энергетические круги идут на неограниченное расстояние, как вторичные волны в физике. Им движет опыт предшествующих правильных решений, и его уверенность передается окружающим. В этом, кстати, одна из причин быстрого роста "Уралсиба". Поговорив с Курманаевым, я понял: этот банк - абсолютно интересное место для работы.

- То обстоятельство, что во Внешторгбанке вы были заместителем управляющего филиала, а в "Уралсибе" вам предложили возглавить филиал, имело значение?

- Это само собой. Я, как многие, пытаюсь испытать в жизни как можно больше.

- А как вы отнеслись к амбициозным целям "Уралсиба"?

- Достичь эти цели - одно из главных условий моей работы здесь. И это отвечает моим внутренним потребностям.

- Я у многих собеседников в этой рубрике спрашиваю: вы амбициозный человек? И почти все начинают...

- Ерзать?

- Ну да.

- Это от ложной скромности. И чтобы обезопасить себя от возможных провалов, чтоб сказать в случае чего: а я, мол, никаких масштабных целей и не ставил. Амбиции - это единственный способ жить интересно. Все, что не связано с дальнейшим движением, становится скучным. Амбициозность - не обязательно движение вверх, карьерный рост. Амбициозность - это, например, когда ты в сорок лет берешься за новое дело, будучи уверенным, что его осуществишь. Если не получается расти на работе - что же, можно совершенствоваться в чем-то другом.

- Недавно к нам приезжал Ингвар Кампрад, 76-летний владелец компании IKEA. У него $13,5 млрд, он шестнадцатый в рейтинге Forbes. И вот он до сих пор колесит по разным странам и смотрит, где можно построить очередной торговый центр. Ну, будет у него еще десять мебельных гипермаркетов. Но совершеннее-то он не станет. Как вы думаете, зачем ему это надо?

- Зачем ему увеличивать масштабы бизнеса? Ну, это очень просто. Это способ демонстрации себя как мужчины. Ведь возможности человека определяются его материальными или политическими ресурсами. Еще очевидно, что, если Кампрад перестанет ездить и открывать новые торговые центры, через двадцать лет его бизнес рухнет. Может быть, и такой мотив: увековечить себя в бесконечно развивающемся бизнесе. Я не вижу противоречия между самосовершенствованием бизнесмена и постоянной экспансией его бизнеса.

 

Конкурентная аномалия

Вячеслав Григорьев давно не работает в местных банках. Зато очень внимательно наблюдает за ними со стороны - и как менеджер, и как ученый. В 2002 г. г-н Григорьев защитил диссертацию о регулировании рынка сбережений населения России. В ней он в том числе анализировал динамику средств на депозитах местных банков. Оказалось, чем яростнее банки сражаются друг с другом, тем охотнее граждане несут им свои деньги.

- Вячеслав Георгиевич, по моим расчетам, вы уже 9 лет активно участвуете в экспансии иногородних банков на Урал.  

- Слово "экспансия" произносится уже шесть лет, с той поры, когда самых крупных клиентов местных банков начинали кредитовать москвичи. Потом они стали вести паспорта экспортных сделок - в основном металлургических заводов. Тогда стали говорить, что москвичи отсасывают деньги с местного финансового рынка. Сейчас очевидно, что это нонсенс - из нашего региона ничего невозможно отсосать. У нас острый дефицит денежных ресурсов. И иногородние банки, наоборот, способствуют тому, что деньги из других регионов приходят к нам. Объем кредитования постоянно растет, и доля неместных банков в нем увеличивается. Я бы говорил не об экспансии московского банковского капитала, а об экспансии уральских предприятий на федеральный финансовый рынок.

- Чем, с вашей точки зрения, отличаются уральские банки от представленных у нас иногородних банков?

- Отличия существенные. У нас представлены крупнейшие банки страны. И в силу своей большей капитализации они изначально сориентированы на работу с крупнейшими же клиентами. А местные банки, даже сейчас, увеличив свои капиталы, не могут обеспечить кредитные потребности крупнейших заводов области. Скажем, капитал УБРиР составляет около $5 млн. Понятно, что кредиты, которые нужны, например, НТМК, УГМК или трубным заводам, измеряются другими цифрами. Так что местные и иногородние банки были разведены по разным клиентским нишам.

- Но сейчас всех, в том числе и москвичей, все больше интересует малый и средний бизнес и физлица.

- Да. И только сейчас иногородние банки по-настоящему вступили на клиентское поле уральцев, и только сейчас началась конкуренция "лоб в лоб".

- Из ваших слов следует, что настоящая конфронтация еще впереди.

- Несмотря на общее неудовольствие и жалобы, что москвичи оттягивают доходы от самых "сладких" клиентов, за эти годы уральские банки развили филиальную сеть и подстроили технологии под нужды массового клиента. Это их несомненное конкурентное преимущество. Так что без боя они не сдадутся.

- Расскажите, как банки борются за "сладких" клиентов.

- Очень просто. Прежде всего, предлагают более дешевые деньги. Такие проценты, как в "Уралсибе", Газпромбанке, Внешторгбанке и т.д., никто из местных предложить не может. Это раньше процент в кредитной ставке мало что значил. А сейчас одним процентом можно перетянуть кого угодно.

- Но для этого надо знать условия по кредитам ваших конкурентов и отслеживать, когда данному клиенту понадобится кредит.

- Это гигантский пласт работы целого коллектива в любом банке. Даже если мы в деталях знаем рыночную позицию "сладкого" клиента, динамику его сегмента рынка, его кредитные потребности - это не означает, что он возьмет у нас кредит. И я думаю, ни у кого нет баз данных, в которых зафиксированы кредитные потребности "сладких" клиентов. Ведь кредитование - процесс интимный. Есть еще такая вещь, как корпоративные банковские стандарты. Заемщик, который является "сладким" для одного банка, не обязательно будет таковым для другого. Тут, собственно, и начинается адресная работа: обработав десять предприятий, ты находишь два, которые, возможно, станут твоими клиентами в дальнейшем. Скажем, им не нужны кредиты сейчас, но через несколько месяцев возникнет потребность в лизинге или связанном финансировании. Иногда случается, предприятие и не планировало кредитоваться, но если предложить особый банковский продукт - возьмет.

- Насколько пристально вы следите за конкурентами? Скажем, за счет чего, по-вашему, "Северная казна" получила большую прибыль в начале этого года?

- В случае "Северной казны" мы имеем дело с частичным переносом накопленной прибыли прошлого года. Другая причина - результативная работа на фондовом рынке.

- Говорят, они очень удачно вложились в евробонды.

- В том числе и в евробонды. Но нас нисколько не смущают их прибыли. Мы проанализировали отчетность и убедились: их кредитный портфель в тот период серьезно не вырос, а значит, не увеличилась существенно и доля рынка. То есть в том сегменте, в котором мы считаем "Северную казну" конкурентом, они не росли более быстрыми темпами, чем мы. Или наоборот, на рынке вкладов физических лиц, который мы считаем приоритетным, кто-то из местных банков демонстрировал лучшую динамику, чем мы. Значит, мы не использовали всех возможностей рынка. Повод задуматься, проанализировать, почему так происходит.

- А по-вашему, почему?

- В своей второй кандидатской диссертации я исследовал, например, почему доля накоплений граждан, размещенная на депозитах, выше, чем в других регионах. Оказалось, дело в аномально высоком уровне банковской конкуренции в области. А если говорить об отдельно взятом банке, объем средств на депозитах зависит от числа офисов по работе с населением. Так что если какой-то местный банк, например "Северная казна", ставит перед собой задачу резко увеличить долю средств физических лиц в своих пассивах, пусть смело тратит деньги на 20 новых офисов, и через 3 года у него будет 30% рынка депозитов. Если уж создаешь сеть - сделай так, чтобы отобрать у Сбербанка 30%, не меньше. 

- Вы доводили вашу концепцию до топ-менеджмента "Уралсиба"?

- Да. Они очень правильно отнеслись к моим предложениям. Наш банк и так открывает около 20 новых офисов в год. Но вложить все ресурсы в один регион нельзя.

- А ваш филиал намерен открывать новые офисы в городе и области?

- Они могли бы появиться уже в этом году. Но наша первоочередная задача - достичь самоокупаемости. В "Уралсибе" очень жесткий норматив - филиалу дается 3 квартала для выхода на текущую окупаемость. Так что новые офисы будут появляться в следующем году.

 

Результат цивилизации

Летом в Подмосковье на Пироговском и Пестовском водохранилищах прошла парусная регата "Банковский кубок-2002" под патронатом Ассоциации российских банков. Однако честь банков в соревнованиях отстаивали преимущественно профессиональные яхтсмены. В команде-победителе из Петербурга финансистов вообще не оказалось. Между тем в мире парусные виды спорта среди банкиров очень популярны, в Европе даже проводятся регаты команд национальных Центробанков. У наших для такого мало опыта, да и техника слабовата. Вячеслав Григорьев в официальных соревнованиях не участвует, но занимается парусным спортом шесть лет и своей техникой вполне доволен.

- Есть всего несколько вещей в жизни, которые меня заводят, будоражат по-настоящему. Хождение под парусом на доске - одно из них. Я в жизни много ощущений испытывал, но с удовольствием управлять ветром мало что сравнится. У тебя в руках оказывается естественная сила - сила тяги ветра. И она тебя рвет, тянет, дергает, выбрасывает, валит, вышвыривает! Ведь катаемся мы, как правило, в плохую погоду - на Урале ветра в хорошую погоду не бывает.

- Мне казалось, что серфинг - увлечение молодежи, тинейджеров и чуть постарше.

- У меня есть несколько друзей-серфингистов, которые хотя и помоложе меня, но далеко не тинейджеры. Подросток не может совладать с доской, это очень тяжелая физическая нагрузка. Неподготовленный человек десять минут поподнимает упавший в воду парус и все.

- А когда нет ветра? Общаетесь на берегу?

- Мне не очень нравится говорить о серфинге. Я больше люблю смотреть фильмы, скажем, Севы Шульгина - нашего патриарха виндсерфинга. Это первый российский мужик, который бросил налаженную жизнь, милицейские погоны и уехал на Гавайи. Женился там, ребенка родил.

- Я вас в такой ситуации не представляю...

- Серфинг - это чудовищное искушение. Это не наркотик, конечно, но оно, безусловно, связано с каким-то природным веществом радости. Я не видел человека, который однажды бы набрал скорость под парусом, а потом сумел обойтись без этих ощущений. Это даже лучше сноуборда. Сноуборд - это одна стихия - сила тяжести. А парусная доска - две: ветер и вода.

- А есть для вас что-то в бизнесе, сравнимое с серфингом по силе ощущений?

- Это разные вещи. Одно дикое, отчасти первобытное, другое - интеллектуальное, рассудочное. Я думаю, за эти ощущения разные полушария мозга отвечают. Иногда бывает безумно обидно сидеть в кабинете, когда за окном дует ветер. Но банковская работа такова, что уйти нельзя.

- Вас это устраивает?

- Определенный внутренний конфликт есть. Но мы же результат цивилизации. Идеальный вариант - когда ощущения от первозданной энергии ветра сочетаются с чувством достижения результатов в интеллектуальном труде -  бизнесе, науке. Но на все времени не хватает.

- Сколько часов в день вы работаете?

- Часов одиннадцать. Если работать больше, оставшееся время будет расходоваться исключительно на физиологию - сон и еду. А ведь мы до тех пор интересны другим людям, пока у нас есть новые эмоции. Я хочу сказать, что банк будет тогда нужен клиенту, когда банковские служащие как личности интересны. Начиная от операционистки и заканчивая мной.

- Так вы по определению интересны клиенту. У вас есть деньги, которые ему нужны.

- Деньги есть и в другом банке.

- Вы думаете, если мне ваша операционистка понравится как женщина, я ваш банк выберу, а не какой-то другой?

- Я не думаю. Это просто закон. Понимаете, я должен клиенту как человек понравиться, установить с ним эмоциональный контакт. Вот для чего мне постоянно нужны новые эмоции. А девушка-операционистка должна вам сказать две-три такие фразы, чтобы вы ее запомнили. Или улыбнуться. Или просто лучше выглядеть. А для этого у нее должно быть полтора часа на парикмахерскую. Сотрудникам не просто нужно свободное время, чтобы подпитывать свой мозг и душу. Они обязаны его иметь! Я не очень понимаю, как можно работать по четырнадцать часов. За пять лет в таком режиме ты определенно деградируешь как личность. А такой человек точно никому не интересен, даже с деньгами.

Обратная связь: zhdanov@apress.ru