Леонид Шалимов, НПО автоматики: Повезло с дефолтом

Но дефолт 1998 г. стал удачей — падение рубля сделало импортозамещающую продукцию востребованной. А в кризис 2009 г. объединение увеличило прибыль почти на четверть. Сегодняшняя нестабильность воспринимается философски: слишком много работы, чтобы отвлекаться.

«Деловой квартал» № 39 (897) от 28 октября 2013 г., стр. 50-52

В НПО автоматики Леонид Шалимов пришел сразу после окончания Челябинского политеха, в 1970 г., — на должность инженера. В последующие двадцать лет он занимал должности начальника лаборатории, председателя профкома, возглавлял совет трудового коллектива. Но с развалом СССР предприятие пришло в упадок, вспоминает г-н Шалимов: «В 1990-е гг. я ушел в коммерцию. Жизнь заставила». Но когда в 1996 г. представители министерства оборонной промышленности предложили ему возглавить НПО автоматики — согласился: «Я хорошо запомнил этот день. Вечером собрал семью и объявил, что мне предложили вернуться. Реакция была эмоциональной: «Ты с ума сошел! У тебя бизнес приносит хорошие деньги. Зачем тебе это?» Но я сказал, что знаю, как надо действовать».

Вы возглавили НПО автоматики накануне дефолта 1998 г. Не было ощущения, что предприятие этот кризис не переживет?

— Переживать было нечего, объем заказов на НПО автоматики к тому моменту равнялся нулю. Сотрудники не получали зарплату месяцами. Но я был уверен, что безвыходных ситуаций не бывает. Мое любимое изречение — «всегда надо стартовать». Без старта не будет и победы. В НПО автоматики мне пришлось начинать с нуля, но сегодняшнее состояние предприятия показало, что стратегия была выбрана правильная.

В 1998-1999 гг. мы сделали резкий рывок. Дефолт сыграл на руку: обвал рубля в одночасье сделал всю российскую промышленность востребованной. Компании, закупавшие импортное оборудование за доллары, больше не смогли этого делать. В первую очередь к нам пришли естественные монополии — предприятия, живущие за счет платежей населения. Например екатеринбургский «Водоканал», который только-только начинал свою программу модернизации. Такие заказы позволили нам встать на ноги.

Все возвращается: в последние годы правительство России объявило импортозамещение приоритетом.

— Это давно надо было сделать. Станок не сконструировать за месяц и не вывести в серийное производство за два. На это нужно время, а оно упущено. Недавно первый вице-премьер Игорь Шувалов это признал. У страны было много денег от продажи нефти, но вместо того, чтобы стимулировать машиностроение, вкладываться в научную разработку, мы бессистемно затыкали дыры в бюджете. Вот так он сказал!

НПО автоматики ощущает недостаток инвестиций?

— У нас иная ситуация. Предприятие ориентировано на инновационные отрасли — оборонку и космическую промышленность. Госзаказ, по сути, и есть эти самые инвестиции. Но что касается гражданской продукции — да, мы вкладывали собственные средства. Плюс — энтузиазм сотрудников. Сейчас шутят, мол, в 1990-е гг. люди на предприятиях работали не за деньги, а за интерес. А ведь так и было. Новые технологии создавались не для, а вопреки.

А как сейчас?

— Предприятия вынуждены брать многие функции государства на себя. Мы вот стимулируем малый бизнес. На собственных площадях открыли технопарк и разместили уже более десяти компаний. Малые предприятия в промышленности — явление редкое. Зачастую им даже не нужна денежная поддержка. Важно обеспечить перспективы развития и давать объемы — деньги они заработают сами. С другой стороны — участвуем в образовательных проектах. Открыли на базе УрФУ кафедру автоматики, в этом году набрали первый курс. Сегодняшним выпускникам не хватает базовых знаний и системного подхода. Советская школа, как ни крути, была на голову выше современной. И если мы сегодня не воспитаем новую научную элиту — о конкуренции на международном уровне можно будет забыть уже навсегда.

С госзаказом понятно. Как выходили на частные контракты?

— Смотрели на перспективные отрасли: горно-добывающую промышленность, перевозки, ЖКХ, энергетику. За свой счет разрабатывали решения — и показывали готовые продукты предприятиям. Фактически мы знали их потребности наперед. Сначала занимались модернизацией электровозов, на базе этой работы был представлен масштабный проект по системам управления и преобразователям новых локомотивов для РЖД. Предложили «Ростсельмашу» компьютеризировать комбайны, чтобы конкурировать с зарубежными. Говорят, Владимир Путин, когда их увидел, очень удивился и спросил, кто это сделал. Ему ответили: «Какая-то ракетная фирма из Екатеринбурга». При желании мы этот комбайн вообще можем сделать беспилотным. Москве предлагали внедрить на монорельсовой дороге автономные электропоезда — без машинистов. Отказались — общество еще не готово к таким инновациям. А сейчас, например, поставляем системы управления на конвейеры для горно-добывающих предприятий Казахстана.

Что изменилось с переходом от прямых закупок к конкурсной системе?

— Стало сложно конкурировать с предприятиями, которые демпингуют. И это замедляет развитие технологий. Победители конкурсов сами обычно ничего не делают. Передают заказ подрядчикам, отщипывая от контракта свой процент. Или закупают какое-нибудь старье за рубежом, получая за это легализованный откат — комиссионные. Я с этим встречался: предлагал одной фирме услуги, а руководитель мне говорит — «Нет, не интересно». Как это так, возмущаюсь, мы предлагаем продукцию вдвое дешевле, чем зарубежные аналоги. «Поэтому и не интересно, — отвечает. — Мы лучше возьмем подороже и получим комиссионные». И такие экономические нелепости на каждом шагу!

Например?

— Взять набившую оскомину проблему с платой за подключением к электросетям. Я открывал новую производственную площадку и получил счет на 4 млн руб. Мне непонятно, почему я должен капитализировать электросетевую компанию. Ведь я и так буду ежемесячно оплачивать электроэнергию, где есть инвестиционная составляющая. По справедливости, компания должна выпустить эмиссию на эти 4 млн и передать акции предприятию! Я, кстати, обращался с таким предложением в Минэкономики. Единственное, над чем они работают, — как списать эти затраты.

Как предприятие пережило кризис 2008-2009 гг.?

— Приросли на 20%. Повезло, что мы были основными разработчиками и исполнителями большого оборонного заказа. И плюс — была востребована ракета-носитель «Союз-2» с нашей системой управления. Объем гражданских заказов в эти годы, конечно, сократился.

Какую долю в структуре НПО автоматики сегодня составляет госзаказ?

— Я всегда считал, что самое удачное сочетание — это 30% оборонки и 70% диверсифицированной продукции. Проблема предприятий, обанкротившихся в 1990-е гг., в том, что они стояли на одной ноге — на госзаказах. В условиях рынка так бизнес не построишь. Бюджетное финансирование — это лотерея. Сегодня тебе крупно повезло, а завтра — окажешься на обочине жизни. Структура заказов нашего предприятия распределена в равных долях: треть заказов приносит Роскосмос, треть — Минобороны, и еще столько же приходится на гражданских клиентов. Это позволяет подстраховаться на случай глобальных экономических потрясений. Математика простая — если проседает одно направление, растет другое.

Используются ли наработки для оборонки и космической промышленности в гражданской продукции?

— Безусловно. Например система ГЛОНАСС. Уточню ради исторической справедливости, что ГЛОНАСС была разработана для нужд НПО автоматики! В 1970-80-е гг. баллистические ракеты запускались с подлодок почти вслепую. Чтобы определить координаты и скорректировать траекторию полета, и была придумана эта система. Мы были первыми и единственными потребителями ГЛОНАССа в течение двадцати лет. Американцы, правда, свой GPS вывели в коммерческое русло раньше. Можно и другие примеры привести. Спутники, оснащенные фотокамерами, ранее использовались в разведке, а теперь работают на благо гражданского хозяйства. С их помощью можно оперативно установить, на каких территориях бушуют пожары, а какие затоплены, предсказывать погоду и даже урожай.

Кстати, есть и обратный процесс. Ведь частные контракты — это полигон для мозгов! Гражданская продукция более динамична: сегодня ты разработал технологию — через три месяца она должна быть на рынке. В случае чего доработал, выпустил обновленную модель. Тогда как военную продукцию ты делаешь лет пять, и потом изменить ее уже невозможно. Например, в последние годы мы ведем разработки в сфере интеллектуально-исполнительных технологий, технологий передачи данных, в том числе беспроводных. В гражданской продукции они уже нашли свое применение, теперь и последующие госзаказы мы будем выполнять на более высоком уровне.

Последние полгода все чаще говорят о новом витке кризиса. Вы чувствуете отток заказов?

— По заказам, которые мы получили на 2014 г., у нас прирост. Как по частным контрактам, так и по государственным. Если говорить прямо, то мы живем в кризисе последние двадцать лет и ни на минуту из него не выходили. На спекуляции я внимания не обращаю. Вот, говорят, например, что кризис придет из Европы. На мой взгляд, Европа сделает все, чтобы не допустить в России рецессии! Я в 1998 г. был в Германии и своими глазами видел, как после дефолта в России встали немецкие предприятия. Людей распустили в долгосрочный отпуск без пособия. Европейская экономика определяется ситуацией в России: если мы встанем — кто у них будет покупать оборудование?

Каким вы видите НПО автоматики лет через десять?

— Думаю, предприятие сильно изменится. Во-первых (надо оправдывать название), на производственных площадках станет меньше ручного труда. У меня уже сегодня есть участки, где работают всего два-три человека. Но это на гражданском производстве, где высокие темпы можно поддерживать только за счет автоматизации. В военке человеческий фактор пока играет ключевую роль. Я бы предпочел, чтобы сотрудники больше занимались наукой и разработками, чем рутинным трудом. В конце концов, ведь именно для этого мы создаем машины! А во-вторых, надеюсь осуществить свой давний план — объединить российские приборостроительные предприятия в единую «Российскую приборостроительную компанию». Естественно — на базе НПО автоматики.

И к вопросу о сегодняшней нестабильности в экономике: у нас слишком много работы, чтобы отвлекаться на всякие мелочи.