Миша Брусиловский: «Героев не надо выдумывать — они сами родятся в подходящей ситуации»

2013 год

 

Поэт Ройзман ходит в гости к художнику Брусиловскому решать вопросы мироздания. И даже случайная злободневность темы этого вечера не рассорила старых товарищей. Вот только к кому правдоруб Ройзман пойдет в следующий раз, если инстанции выше Брусиловского нет, а и она разрешения на подвиги не дает.

 

 

Ройзман: Можно мне налить коньяку своему старшему товарищу?

 

Брусиловский: Коньяк и Женя Ройзман — хороший вечер. Хотя мы и без этого обычно настолько согласны друг с другом во всем, что даже никакой оппозиции. 

 

Ройзман: Мне сильно в жизни повезло — всегда рядом были старшие. И несмотря на то что мне самому уже за пятьдесят, мои старшие еще живут и помогают: у них можно «корректироваться» — проверять, правильно ли я делаю. Человеку вообще нужно, чтобы вокруг были люди, которые подскажут и подрихтуют, потому что, когда очень активно идешь, да еще по лесу в темноте, — риск свернуть не туда очень большой. Для меня спрашивать старших — самая надежная обратная связь. А Миша Шаевич — как раз один из старших, один из самых серьезных моих собеседников в жизни. К нему иду только с вопросами о мироздании — другие я и сам решу. 

 

Брусиловский: А знаешь, Женя, если бы меня сейчас попросили назвать какого-нибудь современного героя, я бы назвал тебя. Я тебя давно знаю, ты мне нравишься, то, чем ты занимаешься, мне по душе. Ведь герой, он кто? Герой — тот, кто преодолевает. Герою подставляют подножки, у него проблемы тут и там, ему ох как сложно. И тем не менее он все преодолевает и делает то, что любит. Можно же смириться, сказать: «А идите вы все отсюда!» — и жить себе спокойненько частной жизнью. Знаю, Женя, что тебе жутко тяжело: ты же популярный человек, а кто же любит популярных людей, тем более среди потенциальных конкурентов? Если бы ты сделал хоть какие-то движения в сторону власти... Хотя вряд ли ты хоть один шаг сделаешь в ту сторону. И мне кажется, правильно, что не сделаешь. 

 

Ройзман: Проблема здесь в том, Миша Шаевич, что уже много лет идет отрицательная селекция — поляну ровняют, головы не дают поднять…

 

Брусиловский: Что значит «головы не дают поднять»? Меня журналисты много раз пытали: «Вы как художник как оцениваете время, в котором живете?» И я отвечал, что никогда раньше я и не предполагал, что когда-нибудь наступит время, когда никто не будет говорить, что мне делать, когда мне делать, почему мне делать и как. Нас ведь всю жизнь пытались делать по чужим лекалам, делать лучше, чем мы есть. И такого счастливого времени, как сейчас, никогда раньше не было. Сегодня до художников никому дела нет. Они, конечно, по этой причине не в состоянии воевать даже с ЖКХ, но это и хорошо, в этом есть свой смысл — исключительно камерная ситуация одиночества полезна. 

 

Ройзман: Вы же нормально себя ощущаете в этом?

 

Брусиловский: Я — да. У тебя теперь много времени на свое дело. Я так понимаю, ты тоже весь в деле — все время думаешь, кого бы спасти.

 

 

Ройзман: Сейчас просто тухлое немножко время, нет среды для подвигов. Власть мельчает — и это общий тренд, потому что когда человека назначают, то у начальника всегда дилемма: выбирать или квалифицированного, но нелояльного, или же навеки преданного, но тогда вряд ли профессионального. Вертикаль стоит только за счет лояльности, а институт назначенцев по самой своей сути глубоко порочен. Вот и вся проблема. В такой среде нормальному человеку не выжить, не прорваться. 

 

Брусиловский: Да нормальное время сейчас, главное, что спокойное. Народ устал, все хотят жить тихо, не высовываться и не выдвигаться. Хотят спокойно прийти в магазин, где все можно купить, потом вернуться домой, выпить и посмотреть телевизор, а в конце довольным лечь спать. 

 

Ройзман: Еще один день прожит, и слава богу, да?

 

Брусиловский: День прожит, и ничего в этом нет страшного. Пойми, Женя, один человек не может среду изменить…

 

Ройзман: Никто ничего не может изменить. Но каждый может не уподобляться. Что человек может от себя требовать? Только жить и не уподобляться подлецам и при этом оставлять право за собой говорить все, что он считает нужным и правильным. Очень простой принцип жизни. 

 

Брусиловский: Знаешь, я теперь прихожу в гости к некоторым своим знакомым и вижу восемь комнат, пять туалетов… А ведь я еще хорошо помню времена, когда во многих домах был один длинный коридор, десять квартир с правой стороны, десять с левой и один туалет на всех. Сейчас — абсолютно другой уровень. Об этом никто не говорит — все как будто само собой разумеется. Но ведь это надо понимать — мы живем в совершенно другом мире. Он может нравиться или не нравиться, но с этим уже ничего не поделать. Какое-то очень сложное время теперь, я с тобой не спорю. Мне кажется, есть какое-то ощущение усталости в стране, потому что, если вспомнить даже сотую часть того, что пережила родина, уже страшно. Теперь наступило время, про которое Саша Лысяков говорит так: «Захожу в магазин — все есть. Деньги есть. А мне ничего не надо». 

 

В этой стране много противного и совершенно ужасного. Знаю. Но с моей точки зрения, лично моей, — я отдыхаю. Я теперь отдыхаю. Я расслаблен. Мне никакие подвиги не нужны — мне надо прийти в мастерскую и заниматься любимым своим делом. Я никогда такой возможности не имел — сейчас имею. Я рад, что я каждый день работаю, — и на Болотную площадь я не пойду, даже если меня под пистолетом туда погонят. Просто не пойду. Хотя я не против тех, кто туда ходит, и этих людей не осуждаю. Но — надо заметить — Миши Два Процента для меня просто не существует, я не очень-то верю отговоркам, что ему трудно было без денег во власти что-то предпринять — в его время.

 

Ройзман: Миша Шаевич, а здесь ведь произошла подмена понятий, которую мы и не заметили.По-геббельсовки сработала машина пропаганды. На Болотной не было никакой оппозиции — туда пришли обычные люди, которые сказали: нас обманули, верните честные выборы. 

 

Брусиловский: Да господи, не было в России никогда честных выборов. А в данном случае не было никаких подтасовок: за Путина проголосовало если и не 70 процентов, то 60. За него голосуют не потому, что его любят, а потому, что все устали и хотят немножко пожить в тине, в болоте этом. Хотят немножко покоя. Вот и все. Потому что никто не знает, что в России будет, если придут другие ребята, пусть даже самые хорошие. Сегодня Россия внутри так разделилась, что либо Путин, либо гражданская война, Женя. Мирным путем это не решить, я не верю в него. Этого не может быть — поверь старику. А гражданская война — это не дай бог. А что делать — я не могу сказать. 

 

Ройзман: Помните, у Павла Лунгина герой Мамонова сказал: «Живи как жил — большого греха не делай». Здесь как раз тот самый случай: сам для начала не будь уродом, а дальше разберемся. Вот я всю жизнь работал с властью, хоть на нее и не претендовал и не претендую. Мне нет разницы, кто у власти — лишь бы не окончательные людоеды, я готов разговаривать со всеми. У меня есть конкретная задача — если власть не справляется, я буду говорить об этом вслух. Если они будут хоть что-то делать хорошее — я буду говорить про них доброе слово. Я не стремлюсь к власти – я не оппозиция. Но при этом некоторые мои посылы могут быть гораздо жестче, чем у оппозиции. В моей жизни есть то, от чего я ни на миллиметр не отодвинусь — для меня это будет как себе изменить. Я живу в своем режиме — делаю то, что считаю нужным, то, что обязан делать, оставляю за собой право слова. У меня своя линия. Я вижу, как людей, которым не понравилось, что их слишком очевидно обманули, тут же обозвали «оппозицией»и «агентами Госдепа». А это обычные русские люди, которым не все равно, что происходит. И никто им не может запретить так делать. 

 

Брусиловский: Женя, не в этой стране, у нас могут быть только крайности. 

 

Ройзман: Перед Второй мировой войной в Англии университетские мальчики ходили-ругали короля и говорили, что никто из них никогда в жизни за эту страну воевать не будет, мол, плохая страна. Дошло до дела — все они бросили учебу и пошли драться. И дрались как герои. У нас сейчас похожая ситуация. Идет гигантский поток информации, и он смывает все на пути — нормальные люди уже просто перестают воспринимать то, что им говорят. Девальвируются многие вещи. Смотрите: сейчас выходит так, что милиционер, который делает свою работу, — сразу герой.Судья, который выносит правосудный, справедливый приговор, — сразу герой. Видимо, система работает так: любой человек, который не поддается отрицательной селекции, — уже герой.

 

Брусиловский: Я думаю, героев не надо выдумывать и создавать — они сами родятся в подходящей ситуации. 

 

Ройзман: Я ни разу в жизни не хотел ни с кем поменяться местами. Я никому не завидовал никогда. Хотя нет, вспомнил: завидовал! Завидовал Шаваршу Карапетяну, который спас двадцать человек из тонущего троллейбуса, а через какое-то время еще несколько человек из горящего дома вытащил. Такая у его была карма спасителя.

 

Брусиловский: Кого бы мне спасти…

 

Ройзман: Я таких историй много знаю. Был такой участковый Вова Колпаков в Тагиле. Он как-то дежурил не в свою очередь и увидел, как двух пьяненьких отцов с маленькими дочками на лодке перевернуло под мостом. Все люди бегают на мосту — только советы раздают. А он, сам кстати очень маленького роста, бросился в воду и их вытащил по одному. Или вот были ребята-машинисты в Егоршино: они как-то ехали на пассажирском поезде, и им сказали, что навстречу с большой скоростью идет товарняк без машиниста. Ребята отцепили свои вагоны, на своем же локомотиве встретили товарняк и смогли его затормозить. Это и мастерство, и героизм. И история про того реаниматолога, обычного врача старой школы, который откачал человека через полчаса после того, как бригада от него отказалась. Спокойно так взял и откачал, будто рядовое дело.

 

Брусиловский: Все эти твои рассказы как раз про то, как один порядочный человек может адову машину остановить. Женя, ты, получается, завидуешь тем, кто спасает людей, да ведь и сам этим занимаешься, и это правильно.

 

Ройзман: Да, что-то уж занесло…

 

Брусиловский: Только нужно тебе помнить, что порядочных людей очень много. И только благодаря им еще и существует этот мир.

 

Ройзман: Я думаю, процент таких людей во все времена приблизительно одинаковый. Добрых людей больше. 

 

Брусиловский: Давай выпьем по этому поводу?

 

Ройзман: Давай.

 

Журнал «Бизнес и Жизнь», №75, февраль 2013
Текст: Наталья Попкова

 

Справка DK.RU