“Судьба все еще заставляет меня играть”

Аллу Демидову проще найти в Европе. Ее талант, сказал Виталий Вульф, находится в очевидном конфликте с закатом российской культуры. 5 февраля повезло тому, кто достал билеты в Театр кукол. Великая русская актриса читала стихи поэтов ХХ века. На сцене поставили пюпитр, где вместо нот лежали переписанные от руки тексты. Приезд Демидовой приурочили к открытию Школы Изящных Искусств для абитуриентов гуманитарных специальностей. Школу откроют весной в Доме актера. Инициативу Олега Петрова, продюсера и театрального деятеля, поддержало Министерство международных и внешнеэкономических связей. Спонсором гастролей стала Уральская горно-металлургическая компания. После концерта Алла Демидова согласилась ответить на вопросы корреспондента “ДК”.

Алла Сергеевна, часто ли вы выбираетесь в провинцию, чтобы почитать со сцены?

Вы знаете, я не езжу по городам и не читаю стихи. Это произошло случайно. Когда Джорджо Стреллер был директором “Театра Европы”, он создал проект “Голоса Европы” – от каждой страны приглашал поэтов, а из России пригласил почему-то меня. Ну, я знаю, почему – я играла на его сцене. И он поставил этот спектакль, придумал этот пюпитр, придумал перелистывать страницы, как ноты. Он сказал, что должна быть музыка, а между стихами – импровизационные словесные перебивки. Позже я читала стихи в других странах – в Греции, в Испании, во Франции, – причем переводились только прозаические импровизации. Люди все это воспринимали как оперу на чужом языке – главным была музыка стиха. Поэтому стихи подбирались так, чтобы эта музыка у каждого поэта была наиболее выражена. И чтобы ритмы были разные. В России я читаю со сцены очень-очень редко. “Поэты ХХ века” были только в филармонии Санкт-Петербурга и у вас. И все, больше я не буду этого делать. С петербуржцами у меня давние отношения. А к вам приехала по приглашению Олега Петрова. Я знала, какой здесь зритель, поэтому, за редким исключением, оставила ту же программу, что и в Петербурге.

 

У зрителей могут быть свои представления о том, как эти стихи должны звучать.

Вот вам простой пример – музыку Грига играет Рихтер, просто хороший пианист и ученик. Исполнение будет разное и Григ тоже разный. Поэтому, если вы – начинающий пианист, для начала вам лучше послушать Грига в исполнении Рихтера, правда? Конечно, я не сравниваю себя с Рихтером, но и не самоуничижаюсь. Я – профессионал. Модуляциями своего голоса – а он очень развит – я играю древнегреческие трагедии, своим опытом жизни, своей профессией, я вношу в эти ноты стихов больше, чем может увидеть глазами читающий человек.

 

В одиночку актеру труднее завладеть вниманием зрителя.

Завладеть вниманием зрителя нетрудно, трудно его удержать. В этом смысле чтение стихов в течение полутора или двух часов – это такой рекорд Гиннесса. Если моноспектакль идет больше 70 минут, зритель не выдерживает. Актерская профессия действительно основана на гипнозе, и если в зале есть 30% гипнотизируемых, можно загипнотизировать весь зал. Если же их нет, зал останется равнодушным, что бы ты ни делал.

 

Как вне театра вам удается поддерживать актерскую форму?

Профессию я никогда не бросала – все время на сцене, в последние годы даже больше, чем когда-либо, правда, уже в других странах. Сейчас я собираюсь в Афины, где будет 20 спектаклей “Гамлета”. Потом уезжаю в Барселону, после Барселоны – в Японию, летом будут какие-то фестивали, а в сентябре запланированы гастроли в Китае. Кстати, это интересно – я не люблю путешествовать, но посмотреть Китай хочется. График очень напряженный, поэтому форму мне терять некогда. А так я бы с удовольствием ее потеряла.

 

Ваш уход с Таганки – это сознательный шаг или стечение обстоятельств?

Я не люблю вспоминать прошлое. Был раскол Таганки, долгий процесс раздела имущества, я выбрала Любимова. А потом Любимов уехал, Любимова не было. Мы остались одни, плохо шли спектакли, и я перестала выходить на сцену под предлогом, что больна или в отъезде. Актеры возмутились и сказали, что Демидова должна или играть, или уходить. Тогда директор мне предложил написать заявление об уходе, и я его с легкостью написала. Я ушла не сама, потому что я никогда не принимаю решений. Меня попросили уйти, и я это сделала.

 

Говорят, что вы – интроверт, боитесь ездить в общественном транспорте и не ходите в магазины, потому что там много незнакомых людей. У вас есть друзья?

Да никого нет. Несколько человек, может быть.

 

Вы писали, что сумели реализовать себя процентов на сорок, потому что у вас нет своего режиссера. С кем из режиссеров – наших или не наших – вам бы хотелось работать?

Ни с кем. Я вообще не хочу работать. Я просто не сопротивляюсь судьбе, а судьба все еще заставляет меня играть. Лицедейство – адский труд. Я не мазохист, чтобы добровольно терять энергию, потому что потом придется долго ее восстанавливать. Надо жить сегодняшним днем и не строить никаких планов. Я рассказала, какие поездки мне предстоят только потому, что вы об этом спросили, но если завтра мне на голову упадет кирпич, от этих планов ничего не останется. Что до режиссеров, то последние три года я работала с Теодором Терзопулосом. На Западе он очень известен, у него свой театр в Афинах. Если раньше все новое в театральном мире определяли Джорджо Стреллер, Питер Брук и Юрий Любимов, то сегодня им на смену пришли Боб Уилсон, Тадаши Сузуки и Терзопулос. Сегодня Терзопулос – не только режиссер, но и мой театральный менеджер. Он устраивает все эти гастроли, а я только от них отбрыкиваюсь, потому что не очень люблю играть.

 

Спектакль “Гамлет-урок” в постановке Терзопулоса, где вы сыграли роль принца датского, театральные критики посчитали неудачным. Идея

принадлежала вам?

Нет, я бы на это не решилась, хотя Гамлет все время был рядом. Монологи из пьесы мы читали еще в училище. Тогда было какое-то детское представление о Гамлете, немного мистическое – одинокий человек среди чуждых ему людей и так далее. Потом “Гамлет” с Высоцким в главной роли десять лет шел на Таганке. Я играла Гертруду. Но это была уже совсем другая пьеса. Наконец Терзопулос предложил свой вариант. Ему нравилась сцена, где Гамлет встречает бродячих актеров и объясняет им, как надо играть трагедию. Он полагал, что эти указания звучат современно. Я так не считала – это уже архаика, это изучают на первом курсе театрального. Но Терзопулос сказал, что зрителю будет интересно. В итоге мы сделали спектакль о том, как приезжая актриса дает урок публике, рассказывая языком Шекспира об актерской профессии. Среди зрителей было два подсадных актера, я вызывала их на сцену, просила прочитать какой-нибудь монолог и делала замечания, потому что у них не получалось. И они, как все ученики, говорили мне: “А вы попробуйте сыграть сами – например, сцену с Гертрудой”. Тогда я читала монолог, погружалась в ткань повествования, становилась Гамлетом и умирала по настоящему. Мы использовали в этом спектакле много формальных приемов школы Кабуки. С моей точки зрения, получилось хорошо, хотя критики остались недовольны.

 

А “Гамлет”, которого поставил Стуруа, вам нравится?

Я его не видела.

 

Правда, что вам не удаются бытовые роли?

Правильнее будет сказать, что я не люблю бытовые роли. Понимаете, есть два пути в актерском искусстве. Можно идти по следам старых мастеров, ибо все уже давно сыграно. Если Раневскую в “Вишневом саде” когда-то играла Книппер-Чехова, то ее опыт используют и другие – получается хуже или лучше, но в основном хуже, поскольку это уже копии. Я люблю Вячеслава Невинного – это прекрасный актер. В “Трех сестрах” он играет Чебутыкина – очень хорошо, очень естественно, но точно так же, как это делали старые мастера МХАТа. Есть и другой путь, авангардный, намного труднее. Сначала надо выбрать дорогу – перед тобой все пути открыты, ты – в центре круга, можешь идти в любую сторону, но – своим путем. Моя любимая роль в театре – Раневская.

Ее всегда подавали как гранд-даму, аристократку, но, если помните, Аня говорит: “Мама живет на пятом этаже”. В Париже начала века на пятых этажах жили экономки – femme de menage и жены художников. Кстати, именно художники – и Дали, и Пикассо, и Ренуар – брали в жены русских женщин. Отсюда – тема беспечности, легкости бытия, талантливости, ритмов начала века, парижских кафе, где сидели эти художники, ставшие потом классиками. Я играла не конкретный образ, а тему, поэтому роль всем запомнилась. Отношения людей на бытовом уровне играть легко. А то, что легко, мне неинтересно.

 

Поэтому вы решили обратиться к древнегреческой трагедии?

Поэтому – тоже. В России ставить древнегреческие трагедии не умеют. Нет традиций. Если их играют, то как драму, оценивая что хорошо, а что плохо с позиций сегодняшней морали, а в античной трагедии другие оценки. В “Электре” Орест должен убить мать, потому что так сказали боги. Его считают погибшим, но Электра настолько верит богам, что сидит у входа в город, ждет Ореста и дожидается, потому что абсолютная связь с богами не разорвана. Она разорвалась к средневековью, когда появились все эти гамлетовские вопросы. Но вопросы остаются без ответа, и нам приходится возвращаться к древнегреческим трагедиям, чтобы этот ответ найти.