«Я не могу пойти и купить себе яхту»: Алексей Гончаров — о заводах, стройке и чиновниках

Большая стройка на бывшей площадке завода «Уралпластик» в Завокзальном районе Екатеринбурга началась этой весной — от замысла до старта проекта прошло почти десять лет, вспоминает Алексей Гончаров, председатель совета директоров компании «Пенотерм», купивший предприятие в 2000 г. Пришлось столкнуться с вялым интересом местных девелоперов к сложной площадке, сделать макет и мастер-план территории на свои деньги и опять же самостоятельно искать других инвесторов. Плюс доказывать местным чиновникам, что проект действительно нужен мегаполису. Но при всех сложностях бизнесмен убежден: с партнером по проекту, федеральной ГК «ПИК», ему повезло, и Екатеринбург это тоже оценит.

 

Насколько сильно отличается проект от «ПИК» и то, что вы хотели создать на месте «Уралпластика» изначально? Пришлось идти на компромиссы с партнером?

 

— Изначально я хотел видеть больше коммерческой недвижимости, но это было много лет назад, когда рынок был совсем другим. Тогда реализовать проект не получилось, а сейчас «ПИК» делает то, что я и задумывал впоследствии — хотелось нового подхода к планировкам, инфраструктуре и в целом к строительству.  

 

В московских проектах девелопер делает дороги возле ЖК неудобными для быстрой езды — приоритет пешеходам, жильцам. Дворы закрыты для авто.

 

— Конечно, так и нужно. Потому что если есть хоть какая-то лазейка, человек залезет и поставит свое авто. Первый проект застройки я, кстати, делал тоже с упором на разные антивандальные вещи: чтобы исключить темные углы, где человек может прислониться после кружки пива. Тщательно все продумывал. У «ПИК» это уже учтено.

 

Вы восторженно отзывались о совладельце компании Сергее Гордееве. Про него говорят, что он тратит свои деньги, нанимает иностранцев, которые делают грамотную улично-дорожную сеть возле комплексов, тащит новые идеи со всего мира, погружен в работу максимально.

 

— Он очень интересный человек, я считаю его одним из тех гениев, которые делают нашу страну лучше.

 

В начале года была информация, что вы продали москвичам площадку. Теперь вы какое отношение имеете к проекту?

 

— Мы работаем в партнерстве.

 

Вы рассматривали других соинвесторов?

 

— Да, я общался практически со всеми строительными компаниями, которые существуют в Екатеринбурге. Всех приглашал в партнеры. Но здесь есть сложность: при застройке промышленных территорий необходим сразу большой объем инвестиций — чтобы показать потенциальным клиентам, как это будет выглядеть. Нужно не просто поставить один дом, потом второй, третий — в зависимости от рынка. А сразу приходить с очень большим объемом инвестиций. Это накладывало серьезную финансовую нагрузку.

 

А самое главное — практически все наши строители балованные, обеспеченные хорошими участками земли. Так что связываться с промышленностью, санитарно-защитными зонами, которые в большинстве случаев надуманные, просто не хотели. Был и иностранный инвестор, который интересовался площадкой, причем не только той, где находится завод, а хотел осваивать Завокзальный комплексно. Я тогда сделал на свои деньги мастер-план, макет — как может выглядеть район в центре Екатеринбурга, если наш город стремится быть похожим на европейские, показывал его тогдашнему главе РЖД Владимиру Якунину. Но не удалось договориться с собственниками соседних участков. А потом я привез в город представителей «ПИК», вице-президентов, и вот они увидели для себя перспективы.  

 

Вы такой же фанат девелопмента, как г-н Гордеев? Вам это интересно?

 

— Для человека с предпринимательским складом ума, привыкшего всю жизнь что-то создавать, любое созидание интересно. Я глубоко погружен в проект, но все же в большей степени я промышленник, и девелопмент для меня, скорее, игрушка. Я смотрю на это больше как на самореализацию, чем на источник дохода. И отдаю себе отчет: я не могу отнести себя к профессиональным игрокам, для которых недвижимость — основной бизнес. Как для совладельцев «Малышева 73», например. Я же профи в привлечении инвестиций, создании стартапов с нуля.

 

 

Бывший начальник Главархитектуры Михаил Вяткин говорил, что ситуация с транспортной доступностью в районе не самая лучшая, нужно строить дублер проспекта Космонавтов. А вы как-то заявляли, что в городе и в целом в стране в принципе не налажена логистика, и пробки образуются даже из трех машин. Получается тупик — даже если хочешь построить передовой ЖК, транспортную проблему не решить?

 

— Посмотрите на развязки у нас в городе, да и не только в Екатеринбурге. Они везде как братья-близнецы! Невозможно сказать, что какой-то российский город выстроил у себя понятную транспортную инфраструктуру как Цюрих или Женева — когда огромное количество машин на маленьком пятачке, и при этом ты можешь проехать через весь город за пять минут. Это совсем другая культура. Это наука. Я уверен, что логистикой должны заниматься люди с профессиональным образованием, потому что любой архитектор или человек из бизнеса не знает, как разрегулировать потоки, как их посчитать, и начинает выдумывать какие-то решения, которые уже давно существуют. Чтобы разобраться с логистикой, нужно чтобы у города была команда узкоспециализированных специалистов.

 

Но это мечты?

 

— Почему? Это реально, все зависит от постановки задачи администрациями города и региона. Поступит такая — вопросы решат.

 

Вам как-то мэрия помогает?

 

— В части вопросов — безусловно. И я считаю, это справедливо, ведь я привел в Екатеринбург такого крупного инвестора, с которым мы делаем то, о чем все давно мечтали — расчистку грязной промышленной помойки в центре города. Многие этим летом оценили, как здорово, когда в город приезжает масса иностранных туристов. А если Екатеринбург будет еще более развитым и красивым, приедет еще больше гостей, а некоторые, может быть, захотят здесь жить. Но не все безоблачно: по некоторым вопросам я натолкнулся на сопротивление чиновников — не могу сказать, что абсолютно все оказались рады этому процессу. Пришлось проходить барьеры, доказывать важность проекта для Екатеринбурга.  

 

Странно. Власти давно говорят о необходимости выноса промпредприятий за черту города. Предполагалось, что на месте заводов будут строить как раз жилье.

 

— Я мог до бесконечности здесь сидеть. Построил бы новый завод прямо на этой площадке. Никто меня отсюда не гнал, по большей части вынос предприятия — моя инициатива, просто потому что я ориентируюсь на западный опыт. Все бизнесы, которые у меня есть, построены как первоклассные европейские производства. Я изучал, как развиваются города в мире — где находятся заводы, где живут люди, общался и с иностранными консалтерами, и с чиновниками. И выстроил для себя картину, как должно быть: в центре Екатеринбурга — жилье и инфраструктура для жизни человека, производство — за городом.     

 

 

Да, в свое время власти продекларировали, что поддерживают вынос производств, но и только. Ни налоговых послаблений, ни каких-то компенсаций за инвестиции — ничего. Все за свой счет.

 

Но смысл был такой, что дорогая земля в центре даст возможность озолотиться после переезда.

 

— Чтобы озолотиться здесь, нужно сначала позолотить другую землю. Все не так просто, как выглядит. Строительство завода намного дороже любой земли. Даже в самом центре. Участки под производство тоже не бесплатные. Я, например, купил землю в Арамили у «Газпрома» и в Новоуральске — у «Росатома».

 

Перенос предприятия оказался сложнее, чем вы рассчитывали?

 

— В Новоуральске дела шли побыстрее, потому что уже был опыт строительства завода с нуля в Арамили. А первый дался с большим трудом. Во-первых, мы не уложились в сроки, которые планировали. Совсем. Европейские поставщики оборудования оказались далеко не шоколадными парнями. У нас были случаи, когда поставки задерживались на полтора года! Дело в том, что, как правило, оборудование используется нестандартное, каждая единица делается под конкретного заказчика, и у производителя порой нет четкого понимания, что получится в итоге. Бывало так: включаешь станок, а он не работает. Начинается  суета. Да, производители платят штрафные санкции, это понятно, но эти деньги не перекроют ни банковских процентов, ни твоих потерь от того, что завод не запустился вовремя.

 

И это я еще не говорю про, казалось бы, элементарное — проектирование. У нас есть институты, которые должны уметь проектировать производство в химической сфере, но там сидят седовласые дедушки, которым, по-хорошему, давно пора на пенсию. Они много десятилетий ничему не учились. Мы в итоге решили сделать проект за рубежом, но отдали его в наш институт — чтобы его просто адаптировали. Так они даже в шаг колонн не смогли попасть! Здание пришлось переделывать, перестраивать по ходу работы. Это тоже сказалось на сроках.

 

Вообще в мире большой спрос на готовые производственные компании — их берут с удовольствием, и готовы заплатить больше, только чтобы не участвовать в стройке, запуске предприятия, в наборе коллектива. Это тоже отдельная больная тема. Нам, например, пришлось практически полностью менять штат на новой площадке несколько раз.  

 

В чем проблема? Люди не выдерживают?

 

— Нет духа трудолюбия, не воспитывают его. И нет системы профтехобразования, институтов, которые учат технических специалистов под современные производства. И социальных учреждений, где переобучают людей, желающих поменять профессию. В итоге человек шарахается, и все его образование строится на том, что он смотрит по центральному телевидению и что ему рассказали во дворе. Или набирается плохого опыта — компаний, которые стремятся построить современное производство с красивыми цехами, с чистыми туалетами и вкладываются в обучение персонала не так много. Я сам арендодатель и вижу, как живут малые компании. Они балансируют на грани выживания, чтобы прокормить свою семью и работников. Тут уж не до развития! Это связано с тем, что рынок начинает сужаться до монополий, и становится очень просто опускать цены и не оставлять другим возможности расти, создавать что-то красивое или работать в условиях получше, где арендная ставка выше.  

 

Незолотая жила

 

В следующем году Алексей Гончаров планирует открыть еще несколько предприятий — в России и за рубежом. При этом бизнесмен констатирует: управлять химическими заводами нелегко. Технологии меняются катастрофически быстро, приходится все время бежать, чтобы оставаться на месте.

 

Ваши предприятия, по сути, занимаются инновациями — знаю, вы делаете упаковочную пленку с разными свойствами: одна не пропускает жир, другая негорючая и т.д. И постоянно дорабатываете продукт. Но с трудом верится, что покупателям эти инновации нужны — люди в стране в большинстве своем консервативны. Им нормально и простой полиэтиленовый пакет.

 

— Я бы сказал больше. Наглядный пример: общался со многими производителями молочных продуктов. Спрашиваю: «Почему мы приезжаем в любую страну мира и видим там на прилавках гигантское количество молочки — разнообразнейшей, а у нас не так». Конечно, я задавал этот вопрос с корыстным умыслом: мне хочется запускать новую упаковку, а не делать одно и то же — что производится уже 10-15 лет. А у меня ничего нового не просят. И я, соответственно, ничего нового не произвожу. И оборудование не закупаю новое, и сырье — стою на месте. Спрашиваю молочников: «Почему не развиваетесь-то?». Отвечают: рынок не готов.

 

 

Я начал изучать вопрос. Оказывается, развитие новых продуктов в разных странах мира стимулируют власти. Таким образом государство принимает участие в повышении уровня и качества жизни человека. Целые комитеты сидят и очень крепко думают, как запустить новый творожок, например. Потому что каждый новый продукт тянет за собой изменение буквально всего — начиная от производств до образовательных программ. Этот творожок стимулирует развитие новых технологий, оборудования, знаний. Строятся заводы, появляется новая система выкладки продуктов в торговых сетях. И у человека возникают новые вкусовые ощущения, которые ему привили, чтобы он покупал не обычный рассыпчатый творог, а что-то другое. И там, где государство подталкивает этот процесс, все развивается.

 

У вас есть завод в Калуге. Про этот регион несколько лет назад говорили, что там рай для инвесторов — чиновники открытые, современные, нет волокиты. Там легче работать?

 

— Там получилось таким образом: сначала регион привлек концерн Volkswagen. В итоге вся чиновничья машина была вынуждена перестроиться под инвестора такого уровня — понятно, что автоконцерн-гигант не будет ходить и расшаркиваться перед администрацией. Поэтому инфраструктуру выстроили таким образом, что она стала более доступной и простой. Но я не могу сказать, что там какие-то сверх условия, и чиновники делают что-то такое, чего не делают у нас.

 

Вообще же очень многое зависит от личности. Я работаю с крупной консалтинговой компанией, и ее аналитики видят разные регионы страны. Говорят, губернаторы очень отличаются, и если с главой региона повезло, территория начинает просто фонтанировать. Чиновничьи барьеры сильно тормозят проекты, портят нервы и сбивают позитив, особенно если рынок не показывает гигантский рост. Поэтому в кризисные периоды поддержка государства очень важна. А если руководство региона показывает полную заинтересованность в инвесторе, это восхитительно. Любой регион об этом мечтает.

 

На Урале восхитительно?

 

— Мы стараемся работать самостоятельно. Сейчас очень мощно развиваем  направление вспененных материалов для звуко- и теплоизоляции. У нас есть инновации, совершенно новые продукты — занимаемся и импортозамещением, и делаем продукт-заменитель для более дорогих, которые использовались ранее. Но вот парадокс: в Казахстане мне протащить новинку проще и быстрее, чем у нас. Продвижение идет куда оперативнее. Да, там во властной вертикали выстроена система, нет чужих людей. Но уровень качества менеджмента у Нурсултана Назарбаева очень высок, потому что создана серьезная школа подготовки кадров.

 

Я разговаривал там с чиновниками, они делились: движение по карьерной лестнице поэтапное — чтобы занять следующую ступень, нужно отработать на определенных позициях, потом получить европейское образование. Плюс в университетах страны преподает много американских и британских профессоров — об этом не кричат громко, но я сам видел прямо при вузах большие коттеджные поселки, где живут иностранные преподаватели с семьями. Так что уровень образования в стране высокий в целом, к своему человеческому потенциалу казахи относятся очень трепетно. Хотя у нас он, я убежден, просто необъятный.

 

Я правильно понимаю, что вообще вы ничего не изобретаете, а просто дорабатываете уже существующие технологии, доводите до ума?

 

— В чем заключается наш бизнес: мы берем сырье — полиэтилен или полипропилен. Они в отличие от полистирола не выделяют ничего плохого в окружающую среду, и человек тоже не может получить от взаимодействия с ними ничего вредного. Причем эти материалы полностью перерабатываются — все отходы мы запускаем обратно, вообще ничего не выбрасываем. На заводах нет ни стоков воды, ни выбросов в атмосферу, ни отходов. Просто я изначально так поставил производство, чтобы было экологично. Потом происходит вспенивание сырья в экструдеры, где материал перемешивается с газом, добавляются разные вещества — часть мы делаем сами, другие привозим из-за рубежа, и получаем продукт, у которого есть определенные свойства. Например, он не горит или не пропускает звук. Все элитные стройки в Екатеринбурге используют наш полипропилен для шумоизоляции. «Тихвинъ» с нашим материалом работает, ЖК «Москва».

 

 

Сейчас мы пытаемся выйти на фасадные системы, чтобы тоже предложить свой материал — работаем над этим. Делаем продукцию для автомобильной промышленности — упаковку для деталей, чтобы доставить их до конвейера без царапин. Выпускаем вставки в двери машин, в капоты, которые одновременно и тепло-, и шумоизолятор. Мебель много упаковывают в нашу пленку, санфаянс. Сейчас начинаем работать для нефтянки. Так что областей применения очень много, и в каждую нужно внести свое ноу-хау. Для этого должны поработать химики.

 

Химики у вас свои?

 

— Да, у нас свой штат, но, к сожалению, пока есть вакантные позиции. Мы растем по 20% в год, и нам не хватает технологического высококлассного персонала. Ищем.

 

Читала, что вашу продукцию закупают крупнейшие мультинациональные корпорации в сфере электроники, машиностроения, мебельные, строительные корпорации и т. д.

 

— Да, много кто еще закупает. Два завода, где делают вспененные материалы, у нас загружены полностью. В этом году планируем построить еще один и в следующем — еще пару предприятий.

 

Где, если не секрет?

 

— В России и не в России, так скажу.

 

Получается, несмотря на все сложности, ваш бизнес — золотая жила?

 

— В производстве не бывает золотых жил. В любом. Если только ты не добываешь золото. Перерабатывающая промышленность — это всегда быстрый бег, чтобы оставаться на месте. Потому что технологии меняются колоссально скоро и серьезно, и я конкурирую не с российскими компаниями в РФ, а с европейцами. А эти ребята очень быстрые. Потому что там огромное информационное поле для развития, все передовое производство там, все ноу-хау рождаются там, институты там, современные сырьевые базы. Я их, конечно, выдавливаю каждый год, откусываю себе долю российского рынка. Но это абсолютно не простая задача. Чтобы я мог развиваться, приходится очень много реинвестировать. Я не могу пойти и купить себе яхту, к примеру. Я должен ее вложить в новый экструдер или завод или в технологии. Конечно, если я продаю бизнес, то могу сразу много заработать. Но если развиваешь технологии — нет. Конечно, я получаю деньги на свои потребности, но основное вкладываю в производство.

 

В горьком шоколаде

 

В перспективу Алексей Гончаров смотрит с оптимизмом — несмотря на законодательные новинки этого года: повышение пенсионного возраста, НДС и др. По его словам, возможностей для развития много — даже его супруга успешно запустила свой кондитерский «маленький завод». Одного не хватает, отмечает бизнесмен, — открытости в отношениях власти, бизнеса и народа.   

 

Когда вы только купили завод «Уралпластик», то говорили о повальном воровстве на производстве. Удалось это искоренить?

 

— Да.

 

Репрессии?   

 

— Мы уволили лишних сотрудников. Я считаю, что люди на производстве — это зло. И для дела, и для человека. Когда работников много, они и сами не развиваются, и пакостят — энергии много, ее нужно куда-то девать. Придумывают себе какие-то заделья, начинаются фокусы. Я понимаю, что государство заинтересовано в том, чтобы рабочих мест создавалось больше, но производство должно делать конкурентоспособный продукт. А для этого необходимо сокращать затраты. Человек же — одна из основных причин увеличения затрат: он может потратить больше сырья, сломать машину, может работать слишком медленно или чересчур быстро. Так что чем меньше источник формирования затрат, тем производство более конкурентоспособное.

 

Нужно признать: мы никогда не сможем быть такими как Китай или Япония, где есть веками устоявшаяся система отношений начальников и подчиненных, есть иерархии. У нас их нет, и невозможно выстроить на производстве потогонную систему, как у них. Мы ближе к европейской модели, поэтому людей на производстве должно быть минимум.

У нас это получилось, причем не столько за счет автоматизации. Сегодня важно еще и то, как ты построил завод — логистика. Если сделал так, что в разных частях нужен человек, не оберешься хлопот. А если предусмотрел решение, при котором один работник может объять несколько участков, результат будет другой. И, конечно, все процессы должны быть формализованы — чтобы люди понимали, что они должны делать. И это основное, над чем мы работаем каждый день.  

 

Есть еще что улучшать в этом плане?

 

— Постоянно. Как в спорте: если спортсмен на неделю перестанет бегать, потом уже не покажет прежний результат. Так и на производстве: перестал тренировать сотрудников каждый день, через неделю они забудут, что умели. Это чисто человеческое. Поэтому не надо думать, что промышленники сидят все в шоколаде. Такой вот наш шоколад, с горчинкой. Постоянно вкалываешь и думаешь, как сделать так, чтобы тебя не обошли конкуренты.

 

А тут еще повышают налоги, пенсионный возраст. Вас расстроили законодательные новинки этого года?

 

— Меня расстраивают не повышения, во многих странах налоги больше наших. Вопрос не в процентах ведь, в другом: если я заплатил налоги и увидел дорогу, которую не надо переделывать каждый год, увидел дополнительный парк, где могу гулять с детьми — почему нет. Мы же здесь живем. Если создадут среду для развития малого и среднего бизнеса — центры обучения, дадут какие-то льготы, тоже замечательно. Если мы все знаем, ради чего повышают налоги, и можем проконтролировать эти деньги, — пожалуйста. Меня больше расстраивает, что я не понимаю, куда собранные средства разойдутся.   

 

Люди этого не знают, но догадываются.

 

— Да, у нас очень умный народ, который всегда догадывается, додумывает за того парня. Это тоже проблема. А хотелось бы большую степень открытости в отношениях государства и людей, власти и бизнеса.  

 

Но есть какой-то оптимизм у вас при этом?

 

— Любой производственник живет только за счет оптимизма. Но он у нас узкий. Мы видим рынок, на котором работаем, а дальше стараемся не смотреть. Иначе если начнем разбрасывать свое мышление и цепляться за все то, что шире, оптимизма, конечно, поубавится. В общем, стараемся сдерживать себя в рамках, в которых развиваемся, и делаем то, что можем для своей страны: открываем производства, берем людей на работу, платим налоги, создаем новые продукты и технологии. Делаем осязаемый вклад в экономику.

 

 

Конечно, было бы здорово, чтобы чиновники тоже могли прийти и показать: вот что я сделал для страны. Не просто написал столько-то указов, замечаний, подзамечаний, а полезные дела. Я был на одном совещании, где собирались представители торговых сетей. Чиновник из Минэкономразвития там отчитывался, перечислял, сколько законов они выпустили. Так один руководитель сети встал: я, говорит, готов вас на месте убить, потому что каждый из принятых вами законов — гвоздь в крышку гроба ритейла.

 

Вообще же мой оптимизм строится на том, что рынок в нашей стране огромный. Почти 150 млн населения — это 150 млн клиентов. Причем наш рынок только формируется — именно наш консерватизм позволяет уже сейчас понимать: в стране будет всплеск инноваций, он обязательно дойдет до нас после Китая, Японии. Так что возможностей для развития очень много.  

 

Да, мы писали историю вашей супруги Елены Гончаровой, которая открыла кондитерскую в центре города. Все возможно.

 

— Я ей горжусь, мне нравится то, чем она занимается, и на каком уровне она это делает. Елена глубоко погружена в процессы и делает все сама — придумывает, внедряет, следит за производством, чтобы была идеальная чистота. Еще очень важно: она понимает химию процесса — какой продукт как с чем реагирует, и что должно в итоге получиться. Она запускала каждую единицу оборудования. А сейчас кондитерское оборудование как маленькие экструдеры — с ЖК-дисплеями, программами! В общем, у нее свой маленький завод.   

 

Вы помогаете жене с экономикой, с бизнес-процессами? Или лучше не лезть?

 

— Я пытался, но понял, что мой опыт не всегда полезен. Во-первых, Елена работает в сегменте luxury, во-вторых, ее бизнес небольшой, а я привык управлять махинами, где масса надстроек. И мое видение порой убийственно для компактного производства. Так что жена сама отслеживает каждый бизнес-процесс, формализует их и решает, что нужно делать, исходя из всех вводных. Все-таки пока человек не пропустит данные через себя, эффекта не будет. Чужой опыт, конечно, хорош, но, к сожалению, не работает.

 

Фото: DK.RU / Игорь Черепанов