Меню

«Прогнозы катастрофистов потерпели крах». Почему рынок труда быстро восстановится

Иллюстрация: pixabay.com

«Стоит случиться в экономике России какому-нибудь серьезному кризису, как сразу раздаются голоса ужаса, идет поток катастрофических предсказаний, что безработица рванет вверх, но это не так».

Ростислав Капелюшников, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН, доктор экономических наук, член-корреспондент РАН, заместитель директора Центра трудовых исследований НИУ ВШЭ, рассказал о том, как российский рынок труда отреагировал на шок коронавирусных ограничений, что способствовало взрывному росту регистрируемой безработицы и почему этим цифрам не стоит доверять.

Как повел себя рынок труда в коронакризис

— Каждый очередной кризис в России сопровождается апокалиптическими предсказаниями об обвальном падении занятости, взрывном росте безработицы, и они каждый раз терпят крах. Почему? Потому что они игнорируют специфику российской модели рынка труда.

Следует иметь в виду, что нынешний кризис чрезвычайно не похож на предшествующие, и не только в России, но и во всем мире. Он возник не на стороне спроса, а на стороне предложения. К такого рода кризисам относится падение экономики в результате природных бедствий, землетрясений. Из такого рода кризисов экономики выползают намного быстрее, чем когда эпицентром кризиса оказывается финансовая сфера, как это обычно бывает.

Несмотря на это, на старте нынешнего кризиса ужас царил во всем мире: все утверждали, что падение экономики и рост безработицы будут такими же, как во время Великой депрессии 1930-х гг. и наверняка хуже, чем в Великую рецессию 2008-2009 гг. Но эти кризисы имели другую природу, поэтому сами такие аналогии являются ложными. Наверное, вы слышали, что экономисты нередко спорят, по форме какой латинской буквы будет происходить выход из того или иного кризисА: V, L или U. Я ожидаю, что выход из него будет иметь форму радикала, то есть значка квадратного корня, потому что этот кризис де-факто имеет два источника. Первый — это физические ограничения, которые вводятся властями. Второе — это самоограничения, которые вводятся самими людьми из-за опасений заразиться.

Поэтому стоит только государству снять ограничения, как сразу же экономика начинает восстанавливаться, причем очень быстрыми темпами. Однако то падение выпуска, которое приходится на самоограничения, так быстро не лечится.

Как раз преодоление этой части кризисного падения ВВП будет более продолжительным, потому что будет требовать перераспределения ресурсов из одних отраслей в другие.

Следует различать понятие безработица и недоиспользование рабочей силы. Недоиспользование рабочей силы может происходить в жесткой форме безработицы и в более мягкой форме неполной занятости, когда сокращается продолжительность рабочего времени, но работник остается на своем прежнем рабочем месте. Опыт показывает, что безработица сопряжена с большими рисками и потерями, чем неполная занятость.

Традиционная форма реакции рынка в кризис, которая описывается во всех учебниках, — это скачок безработицы и сокращение занятости. Альтернативные нестандартные формы реакции — сокращение продолжительности рабочего времени за счет недозанятости работников плюс снижение реальной оплаты труда.

В последние десятилетия во всем мире наблюдался явный сдвиг от традиционного к нетрадиционным механизмам приспособления к таким ситуациям. Разница между двумя формами недоиспользования рабочей силы должна быть понятна с первого взгляда: в случае безработицы связь работника с рабочим местом полностью прерывается, а во втором сохраняется в том или ином виде, поэтому недозанятость — гораздо более мягкая форма кризисного приспособления.

При этом есть два основных канала, через которые государство может оказывать поддержку тем, чьи услуги в условиях кризиса становятся временно невостребованными. Во-первых, через систему страхования по безработице тем, кто лишился работы и зарегистрировался на биржах труда, начинают выплачивать пособие. Второй канал социальной поддержки — непосредственно через компании. Государство полностью или частично компенсирует издержки по оплате работников, переводимых на неполное рабочее время.

В последнее десятилетие во всем мире также наблюдался явный сдвиг от первого канала социальной поддержки ко второму. Уже в Великую рецессию 2008-2009 гг. практически все развивающиеся и даже некоторые развитые страны стали двигаться преимущественно по второму пути, оказывая основную массу поддержки не через выплаты пособий, а через субсидии предприятиям. Сравнительные результаты показывают, что в среднем рынки труда в странах, избравших такой путь, испытали меньшие потрясения и быстрее восстанавливались.

В условиях нынешнего кризиса сдвиг в пользу второго механизма социальной поддержки еще более явный. На самом деле все страны использовали смешанные стратегии и задействовали оба канала поддержки, но в разных пропорциях.

Небольшая группа стран (США, Канада, Ирландия, Норвегия) преимущественно пошла по первому традиционному пути, увеличив размеры выплат пособий по безработице и пролонгируя сроки выплат. В результате они получили взрывной рост безработицы (в США она выросла с 3,5% в докризисное время до почти 15% на пике нынешнего кризиса).

Подавляющее большинство других стран (практически все страны ЕС, Центральной и Восточной Европы) преимущественно пошли по второму пути, вводя различные программы сохранения существующей занятости. Субсидировали предприятия, чтобы они могли что-то платить временно недозанятым работникам. И получили ничтожный прирост безработицы и широкое распространение различных форм неполного использования рабочей силы.

В этой группе охват программами поддержки недозанятых работников оказался в несколько раз больше, чем охват программами поддержки безработных.

Тем не менее, контраст между этими двумя группами стран не следует преувеличивать. Дело в том, что в США (наиболее яркий представитель первой группы стран) в Великую рецессию весь прирост безработицы пришелся на постоянные увольнения. Но там существует такая юридическая форма, когда фирма как бы увольняет работников, но при этом обещает им: когда ситуация исправится, их позовут обратно. И мы видим, что, во-первых, этот уровень временно уволенных был очень низким на протяжении всех последних десятилетий. А в условиях нынешнего кризиса рванул в поднебесье — 80% безработных были временно уволенные, и только 20% — постоянные безработные.

Понятно, что при такой структуре безработицы выход из нее оказался исключительно быстрым. Она рассосалась в 30 раз быстрее, чем в условиях Великой рецессии 2008-2009 гг. Чтобы она снизилась с 10 до 8%, сейчас США потребовалось два месяца, а в условиях Великой рецессии — три года.

Это означает, что в условиях кризиса предложения рассасывание безработицы и возвращение к нормальным уровням занятости — это не такая уж большая проблема, когда государство снимает карантинные ограничения, введенные на период пандемии.

Российский кейс

Стоит случиться в российской экономике какому-нибудь серьезному кризису, как сразу раздаются голоса ужаса, идет поток катастрофических предсказаний о том, как рванет вверх безработица и резко сократится занятость. Алексей Кудрин (глава Счетной палаты — прим. ред.) предсказывал, что вероятнее всего будет скачок безработицы до 10%, в лучшем случае — до 8%. Основатель сервиса Superjob Алексей Захаров говорил, что весной этого года безработных уже 10 млн человек, а к осени будет 20 млн. Правда, потом он смягчился и сказал, что худшего не произошло: все-таки нет 20 млн безработных, но есть близко к 10 млн человек. Очень странные представления об округлении цифр.

Если посмотреть данные Росстата, то никакого рекордного всплеска по безработице не наблюдалось. Занятость по сравнению с докризисным периодом упала на пике нынешнего кризиса в мае на 2%, общая безработица выросла на 1,7 процентных пункта.

Во втором квартале, по расчетам Росстата, ВВП упал на 10 процентных пунктов, продолжительность рабочего времени упала на пике кризиса почти на 5%, недозанятость (те, кто находятся в вынужденных отпусках или переведен на неполное рабочее время) возросла более чем в два раза: с 3,1% до 6,7%. Оборот рабочей силы упал, но в основном за счет сокращения наймов. Вопреки ожиданиям, увольнения не только не возросли в условиях нынешнего кризиса, они ощутимо упали. А вынужденные увольнения как были мизерными, такими же и остались.

Что произошло с заработной платой? Понятно, что этот показатель очень подвержен сезонным колебаниям. Но посмотрим, как падала реальная заработная плата, очищенная от влияния сезонных факторов в трех кризисных точках.

Во время рецессии 2008-2009 гг. она упала почти на 6%, во время кризиса 2015 г. — аж на 9% и сейчас на пике кризиса она упала на 4,5%, по моим расчетам. Такая гибкость заработной платы в сторону снижения объяснялась необходимостью избавляться от лишних работников и позволяла поддерживать занятость на более или менее стабильном уровне.

При это сама анатомия нынешнего кризиса не совсем стандартная. Самый сильный удар был нанесен по сфере услуг, а точнее, по ее рыночному сегменту (торговле, транспорту, гостиничному бизнесу, строительству), потому что карантинные ограничения прежде всего упали на эту часть экономики. Меньше пострадала промышленность, не говоря уже о сельском хозяйстве. Достаточно мало пострадали финансовые услуги, а сектор ИКТ (информационных и коммуникационных технологий — прим. ред.) от карантинных мер и режима самоизоляции не только не проиграл, но даже выиграл.

Во всей этой истории есть одна аномалия: регистрируемая безработица в нынешний кризис испытала просто фантастический пятикратный рост с 1% в марте до почти 5% в сентябре. Такого рекордного роста в российской экономике не было никогда, даже в середине 90-х. Но это во многом рукотворный феномен, и он отражает не столько объективную ситуацию на рынке труда, сколько организационные и финансовые возможности государственной службы занятости.

Накануне кризиса клин между альтернативными показателями безработицы (общей, критерии которой выработаны Международной организацией труда, и регистрируемой) был велик. Это означает, что регистрируемая безработица теоретически могла свободно расти, мало затрагивая общую. Я считаю, что именно этот сценарий и был реализован.

Динамика общей и регистрируемой безработицы, 1992-2020 гг., %

В России государство традиционно ориентировалось всегда на второй механизм социальной поддержки в ущерб первому. С одной стороны, пособия по безработице всегда поддерживались на очень-очень низком уровне. С другой, в трудные времена государство начинало активно субсидировать предприятия, помогая им оплачивать недозанятых работников. Но в нынешний кризис государство (не могу сказать, почему — наверное, из-за страха перед тем, что происходит) частично отступило от прежней практики и стало намного активнее, чем обычно, использовать первый канал социальной поддержки — через систему страхования по безработице.

И в месяцы коронакризиса регистрируемая безработица рванула вверх. Система поддержки безработных в нынешний кризис была сильно переформатирована. Минимальный размер пособий был увеличен в три раза, а максимальный — в полтора.

С учетом районных коэффициентов и возможными доплатами от региональных властей месячное пособие по безработице может доходить до 20 тыс. руб. При том, что средняя заработная плата в целом по стране составляет 47-48 тыс. руб. С марта все уволенные стали получать максимальные пособия, независимо от их прежней заработной платы.

Безработным с детьми стали предоставлять дополнительные выплаты в размере 3 тыс. руб. на ребенка. Те, у кого есть дети и кому реально работа не нужна, сразу же устремились в центры занятости только ради получения этих выплат. Максимальный срок получения пособий был увеличен в 1,5 раза: с шести до девяти месяцев. Максимальные пособия стали выплачиваться индивидуальным предпринимателем, до этого они могли претендовать только на минимальные.

Пособия по безработице: соотношение со средней заработной платой 1992-2010 гг. 

Была внедрена система электронной регистрации, и после введения карантинных мер де-факто безработные были освобождены от обязательств дважды в месяц лично проходить перерегистрацию в центрах занятости. Ну кто будет им предоставлять активно вакансии, лично проверять, искали ли они работу в условиях карантина и самоизоляции? Насколько я знаю, люди в нашей стране редко пропускают возможность получить что-то от государства, когда оно такую возможность предоставляет.

Возникает вопрос: а чему верить? Набору объективных показателей, о котором я говорил вначале, или же динамике регистрируемой безработицы? Те факты, которые я привел, ясно показывают, что денежная заинтересованность регистрироваться в центрах занятости резко усилилась, административные издержки, связанные с регистрацией, резко снизились, а срок получения пособий значительно вырос.

Можно предположить, что столь мощные сдвиги в системе стимулов не могли не привести к ускоренному росту зарегистрированной безработицы. Безотносительно к тому, как в то же самое время развивалась общая ситуация на рынке труда.

Почему мое объяснение наиболее правдоподобно?

Если мы посмотрим на кризис 2008-2009 гг., отток из состава зарегистрированных безработных достигал 15%, а сейчас он упал до 5%. Прежде всего, из-за пролонгации срока получения пособий. Только за счет этого численность зарегистрированных безработных могла вырасти где-то на 0,5 млн человек. До кризиса те, кто никогда не работал либо длительное время не работал, составляла до трети всех зарегистрированных безработных. А сейчас — почти половина. При этом доля потерявших работу упала с половины до четверти.

Это свидетельствует о том, чтоб показатель регистрируемой безработицы стал очень «зашумленным» сигналом, мало что говорящим о реальном влиянии экономического кризиса на ситуацию занятости.

Мы можем проделать еще один эксперимент. По здравому смыслу понятно, что различные индикаторы рынка труда, как правило, движутся в единой связке друг с другом: если один ухудшается, ухудшаются все остальные, если один улучшается, то же происходит и с остальными.

Посмотрим на другой официальный показатель: число вакансий в банке данных государственной службы занятости. Что произошло с ним? Логично предположить: если регистрируемая безработица в пять раз выросла, число вакансий в службе занятости должно было резко снизиться. Но это предположение оказывается некорректным. В условиях кризиса 2008-2009 гг. число вакансий (потребность предприятий в рабочей силе) упало на 40%, в 2015 г. — на 35%, а сейчас только на 10%.

Как менялась зарегистрированная безработица

Кроме того, в начале нынешнего кризиса приток регистрируемой безработицы взрывным образом вырос, но уже начиная с третьего месяца пошел постепенно вниз и сейчас хотя и находится выше, чем докризисные значения, но это значительно ниже, чем на пике кризиса. Что касается оттока из безработицы, то на старте кризиса отток из состава зарегистрированных безработных упал раза в два, а в октябре почти 700 тыс. человек были сняты с регистра.

Почему это произошло именно в октябре, на самом деле объяснить не так уж сложно. У тех, кто пришел и зарегистрировался в апреле или в марте, истек дополнительный срок получения пособий. Октябрь был первым месяцем, когда численность зарегистрированных безработных снизилась. Пока еще незначительно (только на 200 тыс. человек), но я предвижу, что это сокращение пойдет очень-очень резвыми темпами в ближайшие месяцы.

Значит, обещанного рекордного взлета безработицы под действием короновирусного шока не было и, судя по тому, как развиваются события, уже не будет. Российская модель не изменила себе. Ценовая и временная подстройка доминировали над количественной, и в результате занятость и безработица снова отреагировали слабее, чем оплата труда и рабочее время.

Опыт нынешнего кризиса показывает, что российская модель рынка труда достаточно гибкая, и в зависимости от происхождения шоков она может их амортизировать разными способами. Насколько я могу судить, «дно» кризиса пришлось на апрель и май, худшее уже позади. И так же, как в США, резкое рассасывание безработицы стало происходить еще до полного снятия карантинных мир. Хотя разного рода ограничений сохраняются, уже началась нормализация. А если они будут сняты в еще больших масштабах, рынок труда восстановится очень-очень быстро за крайне короткий срок. А общий вывод такой: прогнозы катастрофистов в очередной раз потерпели крах.

Текст написан на основе лекции, которая проходила в рамках хакатона Pandemic DataHack (организует проект «Инфраструктура научно-исследовательских данных» в партнерстве с Рострудом), использованы графики из презентации лектора.