«Пенсионная реформа больше похожа на «401-й способ честного отъема денег» у населения»

Константин Юрченко, доцент кафедры внешнеэкономической деятельности УрГЭУ:

— Периодически в СМИ появляются высказывания политиков и чиновников то о том, что пенсионерам надо перестать требовать что-то от государства и задуматься о будущих поколениях, то о том, что им не помешало бы «немного голодать», то о переносе обязательств по выплате пенсий на детей. Быть может, чиновники знают основы мироздания лучше нас, или все же это какой-то сюрреализм?

Цели пенсионной реформы

Год назад, когда нам проповедовали благость идеи повышения пенсионного возраста, нас убеждали в росте продолжительности жизни, наращивании потенциала рынка труда во имя близкого экономического рывка, да и просто в том, что так должно быть. Однако совсем недавно вышедшая статистика по рынку труда не только не внушает оптимизма, а скорее наоборот, заставляет вздрогнуть от осознания грядущего. 

Численность экономически активного населения за год (то есть, народа за минусом пионеров и пенсионеров) сократилась более чем на 1 млн чел. (а это около 1,5% — темп сокращения едва ли не максимальный в нынешнем веке).

На 900 тыс. сократилась численность занятых (более процента с четвертью). Правда, снизилось количество безработных, что неплохо. Но, опять же, практически не выросла потребность предприятий в работниках. В общем, многие показатели рынка труда своим состоянием показывают на экономический кризис, который, в отличие от рывка, виден и по другим фронтам.

Вместе с тем, в качестве главного аргумента грянувшей прошлым летом пенсионной реформы озвучивались как раз наращивание численности рабочей силы и рост числа занятых, что должно было способствовать повышению потенциала экономики. А тут вот статистика опять подвела. Что пошло не так, что вообще происходит и как с этим быть?

Прежде всего, надо определиться, чего хотят реформаторы: сэкономить бюджетные средства, защитить от растраты пенсионный фонд или все-таки стимулировать экономический рост? Ведь эти задачи не всегда совмещаются.

Ну, с экономическим ростом все понятно: хочешь его — наращивай потребительские расходы. Для этого запускай деньги в карманы населения и не бойся: они там все равно долго не задержатся. Люди зарабатывают-тратят-радуются, экономика растет, бизнесы процветают, инвестируют, государство собирает налоги. А вот с пенсионной системой все сложнее, так как там еще демографическое поведение дает о себе знать.

Читайте также: Константин Юрченко: «Так из кризиса не выходят, нищета не может стать драйвером роста»

С одной стороны, в стране налицо неблагоприятные демографические тренды: снижение чистого прироста численности населения, вплоть до убывания последнего (а растущая численность по старинке продолжает считаться необходимым и абсолютным благом) из-за снизившейся рождаемости и, как следствие, старение нации. Все это, как считается, грозит усугублением стагнации экономики в обозримой перспективе и поэтому с этим надо что-то делать.

Ну да, поэтому и появляется тема перекладывания пенсионного обеспечения на детей, чтобы рожали больше в надежде на большее количество детей-помощников в старости. Забывая при этом, что в развитом обществе подобные вопросы решаются не ростом рождаемости (которая как раз объективно не растет при высоком уровне благосостояния, например, в западных странах), а ростом производительности труда за счет технологических сдвигов.

Надо сказать, что установление количественных ориентиров в жизни (в том числе и в деторождении) нечасто приводит к хорошим результатам.

Следует помнить, что как только вы мотивируете людей на достижение количественных показателей, народ просто погонится за этими обещанными деньгами, и все ваши задумки пойдут вразнос. Если в бизнесе при разумном подходе так поступить можно, то в социальной сфере делать этого не стоит.

Пример? Высшее образование, которому навязали оптимизацию со всех сторон (обозначили количественные индикаторы, привязав их к деньгам) грохнулось по большинству фронтов (многие работодатели не стесняясь в оценках могут рассказать, что они думают об уровне нынешних выпускников в сравнении с прошлыми годами).

Здесь многие вспомнят материнский капитал, отметив, что этот инструмент «демографического подкупа» позволил-таки заметно повысить рождаемость в России. Это не совсем так.

Да, уровень рождаемости подрос после 2008 г., что хронологически совпало с началом практики применения материнского капитала. Именно совпало. Все же демографическое поведение населения в то время определяли несколько иные факторы. 

Более того, надо помнить и об опыте других стран, где попытки «прямого демографического подкупа» также случаются (в основном это состоятельные государства с удручающей демографической динамикой и ряд наших соседей по глобусу). Стоит помнить, что во всех этих странах материнский капитал помог несколько повысить рождаемость в коротком периоде за счет более раннего рождения и без того запланированных детей (которые родились бы и без материнского капитала, просто на несколько лет позднее).

Поэтому после краткосрочной демографической эйфории всегда следовал компенсационный спад рождаемости. То есть, те, кто «по плану» должен был родиться в 2014 г., был рожден уже в 2010-м, поэтому на 2010 г. пришелся всплеск рождаемости, а в 2014-м случился провал. Почему так? Почему материнский капитал не может перевернуть демографическое мировоззрение наших людей? 

Демографическая особенность России

Россия — страна, зажатая между «южной»  и «северной» демографическими моделями. «Южная» модель присуща бедным странам со слабой системой социальной поддержки. В ней рост доходов в удачные времена, благодаря которым можно прокормить большее количество детей, непременно приводит к росту рождаемости. Ведь удачные времена недолги, а многочисленные дети будут в старости помогать. 

«Северная» модель характерна для развитых стран с пенсионной поддержкой пожилого населения, но с высокой стоимостью услуг для остальных. Поэтому рост доходов здесь стимулирует большие вложения в каждого ребенка, но не увеличение их числа в семье.

Плюс на это наслаиваются традиции, нормы поведения, демографический переход и прочее (устроить в дорогой хороший университет, прикупить домик, подарить машинку, попутешествовать, купить навороченный комп с игрушками — все это не способствует ни росту рождаемости, ни раннему взрослению). И это ни плохо, ни хорошо, это просто реальность, с которой не надо бороться, как известный герой с ветряной мельницей, а надо жить дальше.

И вот Россия застряла где-то между этими крайностями. И почему-то многие считают своим долгом склонить ее именно к «южной» модели. С одной стороны, вырастить и воспитать ребенка стоит все дороже. Бизнесы, зарабатывающие на детях, понимают, что эластичность спроса на их товары и услуги низкая, поэтому под лозунгом «дети вырастут, вы опоздаете с приобретением этой вещи или с отдачей их в спортшколу/школу развития/кружок, и время будет безнадежно упущено» уверенно опережают инфляцию. А доходы наши от нее отстают, поэтому доля расходов на детей в семейном бюджете увеличивается. Вот мы и осторожничаем в своем демографическом поведении, тяготея к «северной» модели.

С другой стороны, рост благосостояния в 2000-е спровоцировал неподдельный беби-бум, показав, что ведем мы себя очень даже «по-южному». Жить тогда стало проще и сытнее, и население в этой ситуации стало возвращаться от «зарабатывания на хлеб насущный» к воспроизводству себя, что вполне естественно.

А материнский капитал тут практически ни при чем — совпадение по времени, не более. У государства появились шальные деньги, оно придумало неплохой способ, как часть из них раздать людям (экономически очень эффективный). 

Еще один фактор, подтолкнувший рождаемость в России в 2009-2010 г., это, как ни странно, тогдашний кризис, на начальных фазах которого замаячил призрак массовой безработицы. Люди быстро смекнули, что вынашивание и рождение ребенка — лучшая защита от сокращения для дискриминируемой категории (то есть, для женщин). Так и появилось в нашей стране многочисленное поколение «детей кризиса», которое спровоцировало дефицит мест в школах семь лет спустя.

Еще один сюжет, влияющий на демографическое поведение — это роль ребенка, традиционно отводимая ему в «южной» и «северной» моделях. Если посмотреть на экономику семьи с циничной точки зрения бухгалтерского баланса, то для «северного» человека ребенок — это пассив, в который надо бесконечно вбухивать и инвестировать, не надеясь особо на скорую отдачу. Да еще и реалии социального развития богатых стран все дальше отодвигают возраст самореализации детей, который у некоторых наступает аж к 30 годам в силу прививаемого инфантилизма или по какой-то еще причине. 

В «южной» семье из бедной страны ребенок — это актив в балансе. По причине отсутствия законодательных запретов на детский труд (в отличие, опять же, от «северных» стран) его можно привлекать к трудовой деятельности довольно рано. А потому, чем больше шустрых детишек в семье, тем больше семья сможет зарабатывать.

Кстати, самое интересное начинается, когда люди, запрограммированные на «южную» демографическую модель, ассимилируются в «северных» странах и за пару поколений начинают там доминировать (это про Европу). Опять же, примеряя этот сюжет к России, мы видим, что нам ближе «северная» модель, пусть мы и поглядываем порой на «южную».

Вернемся к связке демографии и пенсий, вспомнив при этом, что жизнь состоит не только из «дебета» и «кредита». Ну, нельзя превращать своего ребенка в бизнес-проект. Ведь когда ему исполнится 20, он спросит своих родителей: «Неужели я всего лишь побочный эффект вашей озабоченности своей будущей пенсией? Или и того круче — ради материнского капитала? А все мои мытарства по школам и репетиторам и отсутствие вольного детства — это моя расплата за вашу корысть?».

Что ему ответит рациональный родитель? Опять ложью, как в тот раз про аиста и капусту? Вовсе не факт, что стоит портить отношения в семье ради негарантированной прибавки к пенсии (пенсионная система агонизирует, и в ней еще неоднократно все поменяется).

Пенсия для выживших

Собственно о пенсионной системе, которая у нас носит распределительный характер. Не находите, что она напоминает игру, в которую каждому из нас предлагает сыграть государство? Правила таковы: с первой же зарплаты государство забирает у вас 22% от начисленного, и так всю жизнь. А начиная с 55 (60, 65) лет начинает отдавать по хитрой формуле с «возрастом дожития» в знаменателе.

Учитывая, что государство периодически меняет правила игры (как формулу вашего выигрыша, так и возраст, с которого вы его начинаете получать), то оно всегда вас обыгрывает. Но даже при такой схеме оно умудряется загнать пенсионный фонд в предбанкротное состояние.

Читайте также: «Мы шли к этому 20 лет». Почему нам нужна пенсионная реформа — аргументы эксперта

А вообще, вот эти все пляски вокруг поддержки пенсионной системы походят на попытку вылечить болезнь, гася ее симптомы. Проблема ведь в том, что демографический баланс объективно сдвигается в сторону более возрастного населения. Наша экономика, явно «южная» по своей сути (то есть, с низкой производительностью труда), не в состоянии долго содержать общество, тяготеющее к «северной» демографической модели с приданной ей системой соцобеспечения и желания жить дорого и богато. 

Выход здесь не в росте рождаемости и не в сдвиге пенсионного возраста. Развитие технологий, их внедрение и рост производительности труда способны решить тему экономического взаимодействия поколений. А в плане пенсионной системы пока ничего лучше накопительной пенсии не придумано. А таковая у нас даже появлялась в 2004 году, правда, потом ее заморозили.

Государство должно заниматься развитием системы накопительной пенсии, вместо того, чтобы придумывать, подобно Остапу Бендеру, «401-й способ честного отъема денег» у населения.

Если же до бесконечности изобретать способы дележки скудного пирога, то пенсионную систему с математической неизбежностью ожидает неминуемый коллапс. Состоятельное общество, в том числе пожилая его часть, появится только на накопительной пенсии и растущей производительности труда. 

Читайте также: «На пенсию не рассчитываю. С чего я должен ждать, что кто-то даст мне денег?» — Иван Шкиря