Как научить ребенка мыслить критически и почему школа этому вредит, а не помогает

Почему хорошисты часто успешнее отличников? Как учить детей не зубрить факты, а применять научный и критический подход, то есть собирать и проверять информацию, анализировать ее, делать выводы и на основе этого принимать решения? Рассуждают эксперт в сфере школьного образования Полина Мальцева, основатель и автор курсов для родителей Polina_education, а также Ольга Кузьмина, профессор Российской экономической школы.

Что вообще такое критическое мышление

Полина Мальцева: Единого определения навыка «критическое мышление» нет. Это способность анализировать и оценивать информацию и ее полноту, достоверность источника, уметь анализировать аргументы. Далее — возможность с ней работать, то есть логическое и структурное мышление, способность сделать какой-то вывод из разрозненных фактов. В конечном итоге это приводит к тому, что мы можем решать какие-то задачи и проблемы. Это могут быть любые вопросы, от того, какому врачу доверять и как лечить ребенка, до того, какую информацию читать по любой профессиональной теме. То есть «input» — входящая информация и ее анализ, умение понимать, когда ее достаточно для принятия решения. Далее — обработка этой информации любым способом, от научного подхода до простых «если, то». Когда мы учим трехлетнего ребенка, то просто говорим: «Если подойдешь к плите, то обожжешься».

Так что, с одной стороны, это навык, с другой — определенные свойства мозга, которые развиваются со временем. Мы во многом недооцениваем, как можем формировать мышление детей и помогать им базовой логикой в детском возрасте. Дети залезают в лужу не потому, что они хотят насолить маме, а потому что хотят проверить, мокро там или нет. Научный подход в действии. 

Базовые причинно-следственные связи ребенок действительно устанавливает в дошкольном возрасте. И период «А почему?» суперважный: это то, как ребенок формирует свой мыслительный аппарат. Остается ли он любознательным? Пытается ли понять истинную суть вещей? Или «раз сказали, значит так»? Если в детстве мы получали односложные ответы, а в школе тем более, у ребенка нет особенной возможности понять, что он может сам ставить гипотезы, исследовать, находить аналогии и так далее. 

Критическое мышление у детей и взрослых: в чем разница

Ольга Кузьмина: Сложно сравнивать с детьми тех, кто старше на 20-25 лет. Не все из них могли обучаться в классных школах, которые могут помочь развить эти навыки с самого начала. И в технических науках все довольно строго: яблоко всегда падает на землю, с вероятностью 99,9999%. Экономика, тем не менее, социальная наука, в которой бесконечное количество агентов, неопределенности и разных факторов, которые могут повлиять на результат. Поэтому однозначного ответа никогда нет. В этот момент случается перелом: нужно перейти к большому разнообразию этих вариантов, понять, какой подходит к текущей ситуации, какие предпосылки являются разумными, а какие — не очень. И во всем этом многообразии постараться понять, что происходит. 

Статистика и распределение — это все описательные вещи, которые без применения к реальной ситуации остаются описательными.

Пример из экономики — если есть «красивое» распределение доходности индекса, и вдруг в нем большой минус, то можно придумать любой статистический тест, который покажет: «С некоторой долей вероятности это выброс. Давайте его откинем». А может, наоборот, это какое-то уникальное событие, на которое нужно больше обратить внимание? Может, оно более ценно для нас, чем та масса наблюдений, которая есть в обычной ситуации? 

Читайте также на DK.RU >>> «С двойным усердием». Как российским специалистам найти себя на международном рынке труда

Чему учиться во время кризисов? Практическое руководство о том, как изменить карьеру

Как конкурентам зарабатывать больше, а странам жить мирно: зачем нужна теория игр

На мой взгляд, такой основной переход случается, когда мы идем от точных наук, где все заранее предопределено и из аксиом выводится все остальное, к наукам, которые несут в себе гораздо больше неопределенности, индивидуального поведения агентов. И когда нам становится важно, чтобы что-то предсказывать или объяснять, почему так происходит, нам не хватает этого простого описания.

Нужно ли отдельно учить критическому мышлению?

Ольга Кузьмина: Формально у нас есть базовые блоки по техническим дисциплинам, таким как статистика. Базовые вещи, которые важно знать. И как только ты приближаешься к границе научного знания, автоматически запускается критический анализ. Вся наука построена на том, что люди обсуждают, критикуют друг друга, подвергают сомнению и перепроверяют. Если в естественно-научных дисциплинах эксперимент можно повторить почти со 100% точностью, то в социальных науках не получится подобрать идентичную ситуацию, но тоже накапливаются знания из разных контекстов, выборок, и получается аналог метаанализа.

Полина Мальцева: Вопрос в том, как это внедрять. Большинство школ старается внедрить это в рамках всех предметов. По мнению всех экспертов, формат, когда учитель вещает теорию у доски, а ученики ее должны выучить, не самый эффективный. Максимально эффективно для развития навыков открытое обучение: формат, при котором дети не объект обучения и в них что-то вкладывают, а когда они субъект в образовательном процессе и сами выбирают, какую информацию им применять, в каком объеме, сравнивают свой результат с работой других учеников и презентуют, проводят дебаты.

Итеративность обучения, небоязнь совершить ошибку и пробовать, в будущем выходит на уровень научных работ. На уровне седьмого класса есть чудесные примеры в уроках истории: сравниваются различные источники информации и в классе обсуждают, почему в одних источниках события освещают одним образом, а в других источниках — другим.

У самых крутых преподавателей дети делают исторический проект, где они находят тему, которая освещена однобоко, и дополняют ее тем, что им кажется важным узнать. Из американских исследований: школьники дополняли карту Второй мировой войны тем, что на стороне армии США сражались и испанские, и японские батальоны. Хотя, казалось бы, все было «черно-белым». А «серую» зону ты либо даешь в рамках школьной программы, либо нет. По физике дети могут сделать модель электрификации дома. 

Задача обучения — сформировать у детей определенные привычки и навыки, которые позволят потом всю жизнь обучаться и развиваться. Для этого должна быть привычка: смотреть с разных сторон, делать определенные упражнения, понять, как по-другому, свериться с источником, каким статьям доверять, а каким нет…

Ольга Кузьмина: Если образование ограничено натаскиванием на набор факторов, которые надо выучить, это не образование в современном понимании. Но если мы говорим, что кроме этого на уроках формируем мышление, то в образовании есть профессиональный инструментарий — таксономия. Самый известный — таксономия Блума, где шесть уровней формирования мышления у детей. На базовом это просто запоминание фактов, на втором — их понимание. И чем выше, тем более у ребенка подключается сложное и абстрактное мышление: оценка, анализ, синтез данных. 

В Финляндии полностью переписали программу образования по всем предметным областям в обобщение на уровне концептов. У них это называется феномен unbased learning. Логика в том, что ты учишь факты: был Всеволод Большое Гнездо, была революция, засуха и завоевания. Но итоговый вывод из изученного — не даты правления какого-то человека, а сложная социальная концепция, понимание, что при разных обстоятельствах в разных исторических периодах она по-разному себя проявляла.

Например, концепт революции: в Азии они разворачивались одним образом, по вот такому набору причин, с такими ограничениями и условиями. А в Латинской Америке — было вот так.

Когда мы умеем анализировать и синтезировать, понимать взаимосвязи между событиями для перехода на концептуальный уровень мышления — это верхний уровень таксономии, который потом позволяет нам в жизни приложить эти знания к огромному количеству фактов и вопросов, которые нас окружают и которые нам надо решить.

Как школа заставляет бояться ошибок

Полина Мальцева: Это, безусловно, большая проблема старого подхода к обучению. И в целом она была оправданна: в «школе-фабрике» по сути готовили одинаковых людей под одинаковые функции. Идеальное отражение штамповки одинаковых знаний у всех детей — клип Another Brick in the Wall от Pink Floyd.

Сейчас доказано, что мы, во-первых, не будем работать в одной профессии. По прогнозам, у тех детей, которые сейчас учатся в школах, будет 8-10 разных профессий за жизнь. Набор ключевых навыков, которые мы приобретаем, и боязнь ошибиться идет от единственно правильного ответа, от лекционного формата, «в учебнике так написано». 

Нет качественных исследований, в которых бы говорилось, что отличники менее успешны, чем хорошисты. Но в некоторых профессиях есть наблюдения: если ты хорошист, ты успешнее, потому что умеешь приоритизировать и великолепно делаешь то, что тебе нравится, и не делаешь то, что тебе не нравится. Или понимаешь, что плохая оценка — это не описание тебя как личности.

Вариативность, понимание, что ты можешь исправить ошибку, улучшить, важна как в целом на уровне сборки образовательной своей траектории, когда родитель не ставит ребенку указания, что он везде должен быть первым. Это приводит к «сверхдостигаторам», которые боятся сделать шаг вправо или влево, поменять профессию, когда их отрасль уже рушится.

Вторая вещь на уровне конкретного предмета — в рамках активного обучения дать ребенку опыт проб: он делает что-то одно, потом они в классе обсуждают, что можно было сделать иначе, и правильного ответа вообще нет. Во взрослом возрасте самым понятным примером будет какая-нибудь олимпиадная задача по математике: там нет одного ответа. Кто-то придумал решение на один абзац, а кто-то — на три страницы. И это же классно! А кто-то ошибся, но в рамках этого нашел какое-то новое направление, которое позволит решит другую серию задач. Мне кажется, ключ к успеху в этом.