Памятники конструктивизма — под снос, вместо Сити — кремль? Андрей Бриль — о развитии ЕКБ

Кремль вместо Екатеринбург-Сити, уродство памятников конструктивизма и феномен «хрущевок, поставленных на бок»: в своей авторской колонке на DK.RU Андрей Бриль смело рассуждает о проблемах развития уральского мегаполиса и предлагает нетривиальные решения. 

Андрей Бриль, председатель совета директоров «Корин Холдинга», вице-президент российской Гильдии управляющих и девелоперов:

— В последнее время вновь стали много говорить о развитии города, его центральной части, о выборе приоритетов для данного этапа жизни Екатеринбурга. Я давно включен в тему и вижу на сегодняшний день три вопроса, которые вписываются в этот общий тренд и требуют скорейшего решения.

Первый связан с деловым центром Екатеринбурга. Размышлять на эту тему я начал после подведения итогов архитектурного конкурса на создание концепции небоскреба «Высоцкий-2». В ходе предыдущего форума 100+ TechnoBuild шло обсуждение проектов башни и стало ясно: площадка в районе улиц Малышева и Красноармейской будет развиваться как зона высотного строительства. Там уже стоят «Антей» и «Высоцкий», там будет вторая очередь небоскреба и высотный МФК Opera Tower. Тогда Аркадий Чернецкий (глава Екатеринбурга с 1991 по 2010 гг. — прим. ред.) задал вопрос: «А нужны ли Екатеринбургу два района небоскребов? Выдержит ли город экономически и концептуально?». Ведь в уральском мегаполисе формируется еще и Сити — в районе Драмтеатра. 

Вопрос первого мэра Екатеринбурга повис в воздухе, а меня он натолкнул на размышления: а что является и всегда являлось центром любого русского города. Сити? Да никогда!

Сити — это деловой центр Лондона, а когда эта концепция соединилась с американскими небоскребами, ее подхватили все мировые мегаполисы. Но центром русского города всегда была совершенно другая конструкция — кремль. Московский не в счет, это место закрытое, связанное с гостайной и руководством страны. Но, вообще говоря, кремли в других древних городах всегда привлекали горожан, были настоящими административными и деловыми центрами.

Почему бы нам сегодня не сформулировать вопрос так: давайте вместо Сити построим екатеринбургский кремль. Не просто клон московского или нижегородского кремля, а русский кремль XXI века. Никто прежде этого не делал и даже не думал в эту сторону!

Я обсуждал эту идею со многими передовыми архитекторами, она их необыкновенно воодушевляла, а сама концепция казалась им плодотворной и незамыленной. Потому что, во-первых, это русская традиция, собственная идентичность, а не вторичная идея переноса англо-американского Сити в уральский город. А во-вторых, это грандиозный вызов местным проектировщикам, строителям и девелоперам, производителям стройматериалов и бизнесу, который должен будет наполнить новый кремль современным функционалом.

У нас есть шанс сменить концептуальную парадигму развития делового центра русского города и сделать Екатеринбург пионером этой градостроительной концепции для всей страны. А я убежден: если эта идея будет реализована на высоком уровне, 80 областных центров России ею заинтересуются. Исключение составят только те города, где уже есть хороший кремль.

Единственное сомнение: насколько эта концепция поможет девелоперу сегодняшнего Екатеринбург-Сити «УГМК-Застройщику». Идей можно придумать сколько угодно, но они должны вносить синергию, а не мешать девелоперу, не сбивать его с выбранного пути. Но даже если концепция кремля уже не может быть реализована на той площадке, обсуждение этой темы нашим городским, проектным, строительным, бизнес-сообществом может быть очень содержательным. И как минимум способно помочь объединению нас всех для развития города.

«Мертвый не должен хватать живого»

Второй вопрос, который кажется мне очень важным — памятники архитектуры. Все понимают: проблема существует, старинные здания гибнут. А ведь это фантастическое достояние, которое мы никак не используем.

В законодательстве и нормативном регулировании есть какие-то определения памятников архитектуры, на мой взгляд, их нужно конкретизировать. Сам я выделяю три группы объектов культурного наследия: памятники конструктивизма, каменные городские усадьбы и деревянные дома. Эта типологизация условна, но она может помочь нам решить главные задачи. 

Начну с городских усадеб и деревянных домов. У них общая проблема: такие объекты можно получить для реконструкции и использования, но у здания должна быть общественная функция — что-то полезное для всего города. И почему-то массово эта схема не работает.

Я разговаривал с инвесторами, которые пытались браться за такие памятники, и выяснилась очень простая вещь: все эти строения создавались как жилые дома частных людей. И когда такую усадьбу нужно переформатировать в ресторан, музей, галерею, мы просто убиваем памятник — он не для этого был создан. Именно это ограничение не дает вернуть такие объекты к жизни.  

А можно поступить иначе. Например, в Иркутске я видел концепцию, которая, напротив, работает очень хорошо. Некоторые такие усадьбы там отдают в пользование людям. Говорят: восстановите и живите. Я лично был в одной такой старой купеческой усадьбе, которая после реконструкции стала домом для горожанина. Да, это стоило огромных денег, но результат фантастический!

В Екатеринбурге тоже есть люди, обладающие капиталом, компетенциями и желанием проделать эту сложную восстановительную работу. Я считаю, им можно отдать городские усадьбы — только пусть восстановят здания. Брать с них за объекты дополнительные деньги, по-моему, глупо, несправедливо и как-то не по-хозяйски. Вместо этого можно обязать новых жильцов усадеб предоставлять доступ в здания горожанам.

Можно сделать потрясающий городской ивент — скажем, «Ночь усадеб» — и в его рамках устраивать экскурсии по отреставрированным жилым памятникам.

Также нужно решать вопрос с охранными зонами вокруг зданий-памятников. В радиусе 150 метров от них ничего нельзя строить и реконструировать. По-моему, требование это странное, цифра определена произвольно и не может здесь быть общего правила — каждый конкретный случай нужно рассматривать отдельно. Эта проблема очень тормозит развитие многих территорий в центре города, которые надо бы реконструировать, — чтобы мертвый не хватал живого. Все это требует вдумчивого анализа и пересмотра.

«Любители Ле Корбюзье немедленно должны меня захейтить»

Остро стоит вопрос и с объектами конструктивизма. Вообще говоря, под памятниками принято понимать архитектурные ансамбли: десятки домов, улицы, районы, застроенные в определенном стиле, с единой высотностью и пропорциями. С этой точки зрения в Екатеринбурге господствующий стиль — эклектика. У нас нет стройных архитектурных ансамблей. И, наверное, конструктивизм — это единственный стиль, более-менее единообразно представленный на больших связанных городских пространствах. Но памятники архитектуры ли это — большой вопрос.   

Наверное, да. А вот с точки зрения красоты я не видел ничего более мрачного и недухоподъемного, чем эти унылые коробки из бетона и стекла.

Любители Ле Корбюзье (настоящее имя Шарль-Эдуар Жаннере-Гри, французский архитектор, пионер архитектурного модернизма и функционализма. — прим. ред.) немедленно должны меня захейтить. Главное и первое, что обычно говорят защитники конструктивизма на дискуссиях: «Это же мировое достояние! К нам ездят из всех стран, чтобы посмотреть здания-памятники! Нигде больше этого не сохранилось в таком объеме!».

Все так, но у меня возникает вопрос: если нигде в мире это не сохранилось, может быть, причина в том, что нигде в мире это никому не нужно?

А у нас эти памятники материальной и духовной нищеты как воткнули, так они и стоят — просто потому, что нет ни сил, ни денег, чтобы что-то с ними делать. Тем временем самый главный конструктивистский памятник в мире, индийский город Чандигарх, который полностью построен по проекту Ле Корбюзье, сегодня заброшен. Там джунгли, где живут не люди, а обезьяны. Вопрос: почему?

Вообще Ле Корбюзье — никакой не архитектор, а технолог строительства. Он родился в конце XIX века, когда набирал обороты процесс урбанизации, огромного расширения городов. Тогда возникла потребность в строительстве массового жилья для все новых и новых горожан, число которых быстро увеличивалось. Стало ясно, что классицизм, барокко, рококо и связанные с этими стилями технологии строительства не подходят ни по экономике, ни по планировкам, ни по скорости возведения зданий. Встала задача индустриального домостроения и создания типовых проектных решений, новых материалов, которые позволили бы обеспечить этот индустриальный поток. В начале XX века было найдено решение: бетон, остекление, простейшие архитектурные формы. Ле Корбюзье с товарищами пришел к успеху.

Правда, пришлось объяснять людям, почему они должны переехать из красивых парижских домов и ампирных особняков в эти унылые бетонно-стеклянные коробки. Почему теперь они будут жить в этих уродских серых сооружениях. Тут подключился маркетинг.

Архитекторы-конструктивисты просвещали горожан: это никаких не сараи, а передовая архитектура великого прогрессивного 20 века. Это модернизм! Это самое передовое на сегодня! А все ваши версали, шамборы, фонтенбло и кремли — ретроградство, и жить в них может только отсталое существо.

Плюсом сработала идеология: среди интеллигенции господствовали левые идеи и коммунистические концепции, создание нового человека стало первоочередной задачей. Индивидуализм порицался, формировалась новая концепция общественный жизни: маленькая спальня, общая кухня-столовая, общий туалет. Тут мещанам и буржуазным элементам крыть стало совсем нечем. Так конструктивизм и победил. Я очень упрощаю, но идейно все было именно так. 

А потом достаточно быстро выяснилось, что в этой новой концепции общественной жизни люди существовать не могут и не хотят. Во всем мире конструктивистские дома-коммуны пошли лесом, а в СССР кое-как продержались до Хрущева (Никита Хрущев был первым секретарем ЦК КПСС с 1953 по 1964 гг., — прим. ред.) — только под контролем НКВД и КПСС. В этом нет ничего уничижительного, просто был такой естественный процесс. Люди перебирались в города, шел поиск удобного формата нового массового жилья. Одни решения отпали, другие прижились. И сегодня во всем мире конструктивизм ушел за невостребованностью, а у нас — остался.

И в Екатеринбурге сегодня стоит вопрос: что с этим наследием делать. Снести — как-то не по-хозяйски, рука не поднимается. Реконструировать? Непонятно как. Вопрос даже не в деньгах. У таких зданий очень непростые планировки, плохое качество строительства. В Городке чекистов, например, дощатые стены эркеров обшиты дранкой, а перекрытия устроены черт знает как. 

Нам нужно определиться: что мы делаем с конструктивистским наследием. Если оставляем и просто охраняем, то они развалятся, и это будет уже скоро. Либо мы их реконструируем и вселяем в них новую жизнь — поступаем так же, как с городскими усадьбами и деревянными домами. Вот где вызов для наших урбанистов, технологов и экономистов! Эта проблема более узкая, чем создание кремля XXI века, но ею тоже нужно серьезно заниматься.

«Хрущевки, поставленные на бок»: кто виноват и что делать?

Третий вопрос связан с высотным строительством жилья эконом-класса. Я про свечки-«человейники». Их очень серьезно критикуют: что это какая-то нечеловеческая высотная архитектура и жить в ней некомфортно. Что в этих домах очень плохая квартирография — бесконечные студии по 20-25 квадратов. А виноваты во всем гады-девелоперы! Творят, что хотят, из-за своей жадности плодят высоченные халабуды, набитые страшными «тюремными камерами».

Что ж, как говорится, претензия принята. Но надо ответить себе на вопрос: а почему это происходит? По каким причинам такие сооружения возникают в огромном количестве, раз они всем так не нравятся? И что с ними будет дальше?

Давайте честно: все эти 25-30-этажные дома, набитые студиями, — это хрущевки, только поставленные на бок. А что такое хрущевка? Их тоже сейчас много ругают, не понимая, что это главное социальное достижение советского периода. Именно Хрущев переселил горожан из абсолютно нечеловеческих условий, из бараков, из подвалов с земляными полами, из коммуналок, где можно было часами стоять в очереди в туалет, в отдельные квартиры.

Да, они были маленькие. Да, архитектурно хрущевки очень простые — не кремли, не дворцы, не Дом Малахова. Но они решили главную социальную проблему XX века для советских людей. За это Хрущеву надо памятник ставить, а не кукурузой попрекать. 

Сейчас мы находимся на очередном этапе, который абсолютно аналогичен этапу хрущевского строительства пятиэтажек. Дело в том, что сегодня примерно половина жилого фонда нашей страны с точки зрения современных требований жильем не является. Это открытые данные, их приводил академик РАН Абел Аганбегян в своей статье в журнале «Эксперт» и давал там всю фактуру. По его данным, порядка 40% жилья у нас — с удобствами во дворе, с отсутствием нормальной канализации и водоснабжения, с несовременными планировками. Естественно, у людей есть потребность переехать в нормальные квартиры с достойным уровнем бытовых услуг. И эту проблему нужно решать.

В советское время этим занялось государство, а сегодня оно на себя эту задачу не берет. Не потому, что оно плохое. У него сейчас другие приоритеты. А потребность есть у миллионов граждан, она предъявлена в виде конкретных людей, которые стоят с деньгами и хотят купить себе квартиру. Здесь же интересы банков, желающих выдавать ипотеку, чтобы зарабатывать на долгосрочных кредитных продуктах. А раз есть платежеспособный спрос, но государство устранилось, решать проблему начали девелоперы — принимая во внимание то, что доходы у людей небольшие, а строительство требуется массовое. 

Масштабных земельных участков под проекты весьма немного и они требуют серьезной экономики, больших вливаний в социальную инфраструктуру. В общем, девелоперы, оказавшись один на один с задачей построить +40% к существующему жилфонду, учитывая ограниченный платежный ресурс, были вынуждены строить минимальные по объему квартиры. И стараться втиснуть максимум такого жилья на участки, которые были в их распоряжении. Так и получились эти «хрущевки-боковушки».

Ругаться, конечно, можно. Но девелоперы этой ругани не заслужили. Они решают серьезную задачу в масштабах страны — вместо государства. Причем частный застройщик не имеет денег в виде налогов и доходов с госсобственности, он у нас ничего не брал и не должен нам ни низких цен на квартиры, ничего вообще. Девелоперов заставили подменить собой государство, и они делают максимум в сложившейся ситуации.  

Содержательных выводов будет два: во-первых, нужно пытаться объяснить государству, что обеспечение граждан современным жилфондом — это его функция. Что строительство государственного арендного жилья достойного объема для семей и установление арендной ставки, близкой к нулю, может решить демографические проблемы страны. Ответ про «нет средств» не принимается. Все разговоры о том, что в стране денег мало, — неправда. Их много, и очень. Если бы обеспечение граждан жильем было выбрано приоритетом, деньги бы нашлись — причем без ущерба остальному функционалу государства. Мы должны чаще поднимать эту тему на разных площадках.  

И вывод номер два: через некоторое время в районах с плотной высотной застройкой мы будем иметь проблему — ту же, что сейчас с хрущевками. Нам придется думать, как реновировать эти объекты. Снести пятиэтажку и вывезти мусор — это одно, снести 30-этажку — совсем другое. Нужно будет искать какие-то новые технические и концептуальные решения. И хорошо бы начать это делать как можно раньше. 

Интервью: Сергей Дружинин, текст: Екатерина Стихина

Читайте также на DK.RU другие колонки Андрея Бриля:

>>> Презумпция виновности: все против всех. Что помирит бизнес, мэрию и горожан

>>> «Чего Екатеринбургу не хватает? Еще миллионов пяти жителей»

>>> «Проблемы дефицита кадров не существует». О мигрантах, заводах и мифах ЦБ

>>> «Бизнес находится в состоянии третьей мировой». О защите от санкций